Дженкинс
Шрифт:
Черт! Опять она все испортила! А этот день так хорошо начинался….
***
Пейдж тихонько лежала в постели, прижимаясь к мужу и слушая его ровное дыхание. Малыш тоже безмятежно сопел в кроватке, а вот ей не спалось. И не от тяжелых дум или стресса, а просто так. Хотя нет, если быть честной до конца, то уснуть она не могла от переполнявшего ее ощущения искрящейся радости.
Пейдж вспомнила, что с детства мечтала прыгать с парашютом. Ей, натуре непокорной и непосредственной, именно это – прыжок, полет, ветер, развевающий волосы – представлялось высшим проявлением свободы. В тринадцать лет выпал шанс осуществить свое стремление: она записалась на курсы, однако в ней сразу разоблачили несовершеннолетнюю и прогнали. Через несколько дней подруга
Почему-то воспоминание об этом вернулось, и очень ярко, через пару лет, когда она узнала, что не является дочерью своих родителей. Эти простые слова пошатнули ее мир. Опора была выбита из-под ног, и началось свободное падение…Через всю жизнь.
Именно тогда она и почувствовала, что какая – то злая сила словно бы вытолкнула ее из кабины самолета, а холодный воздух подхватил и принялся жестоко терзать слабое тело…Это жуткое состояние – стремительного падения, которое она не в силах ни замедлить, ни предотвратить – стало в каком-то смысле лейтмотивом всех дальнейших событий. Она убегала и напивалась, чувствуя, как все ближе и ближе надвигается земля, и момент столкновения неизбежен. А та авария…Она выжила, но только телесно. Ее суть, та составляющая, которая делала ее собой и выделяла из толпы других людей, разбилась вдребезги.
Курс реабилитации, желание помогать людям и новая работа…Внешне все будто успокоилось, но сестры-ведьмы снова пустили ее жизнь в полет. Череда битв, потерь, обретений и новых сражений, любовь и ненависть, могущество и слабость, минуты забвений и триумфов – все это подарила ей судьба, сделав одной из «зачарованных». Но несмотря на всю яркость и прелесть магической жизни, которую она продолжала любить, несмотря на горький опыт и трудности, не хватало чего-то стабильного и настоящего…Чего-то, на чем можно было бы укрепиться, взяв его за основу, и строить на этом все остальное. Чертов парашют не раскрывался, и Пейдж снова и снова летела вниз.
Но сейчас, ласково глядя на своего мужа и сына, ведьма ощущала необычную удовлетворенность. Неужели все так и должно быть? Неужели именно ей, независимой, невероятно эмансипированной и не признающей «скучных семейных радостей», как она их называла, именно этого и не хватало?
«Просто найди нужного парня», – промурлыкала про себя строчку старой американской песенки.
Именно так. Просто до глупости.
Генри не был ни выдающейся личностью, ни мачо, ни даже искушенным волшебником. Обычный парень. Добросовестный и немного занудный. Веселый, но трудный на подъем. Надежный, но все – таки несколько боящийся колдовских штучек своей темпераментной жены.
И только ему позволялись такие вещи, за которые любой другой схлопотал бы мгновенно. Ей безумно нравилось, когда он называл ее «упрямицей» и «дурочкой», когда оказывался прав, когда целовал ее по утрам – всегда одинаково! – а потом быстро дожевывал свой завтрак и убегал на работу. Нравилось, что с восторгом принял ее желание устроиться именно в то отделение, где трудился он. И прощал некоторые шероховатости, которые это повлекло за собой, вроде появлений внутри его кабинета в намного более обтягивающей одежде, чем то прописано в уставе. Наконец, Пейдж изумляла та терпеливость и вера в нее, которую муж неустанно выказывал. Она ведь до дрожи боялась серьезной семейной жизни именно потому, что не хотела быстро и позорно дискредитировать себя в качестве хозяйки и устроительницы быта. Но Генри покорно снес все ее подгоревшие тосты и непропеченные пироги, пересоленные салаты и обжигающе горячий кофе. Ни разу не вспылил, когда она чуть не уронила малыша или плохо справлялась с укачиванием…Напротив, он всегда поддерживал ее, уверяя, что необходимые навыки со временем сформируются, что она научится и сможет заткнуть за пояс саму Пайпер, у которой тоже, кстати, были проблемы. Это было удивительно. Она так привыкла к постоянной заботливой силе, которой он ее окружил, к чувству защищенности и уверенности в завтрашнем дне, что даже перестала бояться этой зависимости…Она наслаждалась ею.
Теперь, когда Пейдж стала женой и матерью, для нее в некоторой степени потеряли значение мнения других людей, которые, возможно, могли бы осудить ее яркий макияж, неумение правильно парковаться, торопливость, граничащую с бестактностью, которую она порой позволяла себе в общении с клиентами, за что не раз потом себя ругала, бутерброды неправильной формы и непонятный салат, которые она укладывала Генри на обед в герметический контейнер, не традиционные, а придуманные на ходу колыбельные, что пела сыну…Сейчас главным было лишь то, что все, что она делала или не делала, было хорошо для ее семьи. Ей стало необходимо, как воздух, лишь его одобрение. Для него хотелось быть привлекательной, желанной, успешной, ласковой…Оставаться суперведьмой и нежной мамой одновременно…Как ни странно, но чуть грустная улыбка Генри в ответ на какие-то действия и решения Пейдж превратилась для нее в настоящий компас, который – она знала – не сбивается. Он никогда не подводил ее, поэтому доверие к мужу только крепло. Теперь ей было достаточно одного его взгляда, чтобы понять, что именно она должна делать. Он мягко и бережно направлял ее, но никогда не посягал на личную свободу и оставлял право на последнее слово за ней. Она же, в свою очередь, старалась окружить его любовью и комфортом, удивлять и радовать снова и снова.
Семья – теперь Пейдж это знала по своему опыту – это не тогда, когда двое «тянут одну лямку», как часто шутливо поговаривал ее отец.Это тогда, когда двое помогают друг друг быть счастливыми. Преображая и бесконечно улучшая друг друга.
Пейдж прижалась к мужу, который от ее прикосновения забормотал что-то, и успокаивающе погладила по волосам.
Она больше не падала вниз с головокружительной скоростью, а плавно парила, и полет ее был тих и прекрасен.
Генри был ее раскрывшимся парашютом. Всеми ее раскрывшимися парашютами.
Навсегда.
***
Фиби тихонько улыбалась, чувствуя кожей спящего Купа. Она мысленно вернулась к сегодняшнему недоразумению, когда приняла новую ассистентку за сталкера, увидев на той наряд, идентичный одежде самой Фиби на одном из последних шоу. Ей пришлось укусить край подушки, чтобы не захихикать и не разбудить мужа. Господи, а ведь она готова была звать на помощь или читать заклинание, неизвестно еще, что было бы хуже – разоблачить в себе сумасшедшую или ведьму. Кэндис оказалась просто преданной поклонницей, которой взбрело в голову, что Фиби будет приятно увидеть свой стиль на помощнице. Да уж, остается только надеяться, что та не рассчитывала на прибавку к зарплате из-за этой клоунады!
Медленно женщина утрачивала осознание реальности…Сны ее, как всегда в последние несколько недель, были туманны и тяжелы, и оставили наутро только слабый отблеск каких-то сомнений….
***
Пайпер лежала в темноте с открытыми глазами. Собственное тело казалось ей неподъемным, чужим и враждебным. Да и в мыслях была сумятица…Она переделала кучу дел за сегодня, успела даже посмотреть по телевизору любимый фильм, поиграла с малышами, но даже это занятие, которое всегда было для нее утешением, удовольствием и радостью, не смогло облегчить тревогу. Лео за сегодняшний день не сказал ей ни слова.
Пайпер легонько приподнялась и увидела на той стороне кровати спину мужа. Даже сейчас она чувствовала воинственный настрой Лео, его обиду, сердитость – все это воплощалось в этой повернутой к ней спине.
Как его смягчить? Как пробить оборону этой спины?
Как говорила Скарлетт? «Завтра, я подумаю об этом завтра»?...
***
Пейдж неодобрительно оглядела смятую постель, в которой копошилось что-то бесформенное. Квартира, куда она переместилась, выглядела, мягко говоря, неряшливо. Она скрестила руки на груди и снова посмотрела на кровать. Было заметно, что из-под скомканных простыней кто-то выглядывает. Точнее, проглядывает. Наконец, белокурая голова чуть высунула кончик носа …