Джено и белая руна золотого сокола
Шрифт:
Когда мисс О'Коннор выходила из аудитории тонкой мысли, у нее засверкал головокружитель. Это был Пило Магический Росток, сообщавший о несчастье, случившемся с Джено. Баттерфляй бросила ядовитый взгляд на Доротею и Дафну и пошла в аудиторию гипноза, где застала Эулалию, Стаса, Набира и Аноки, которые сидели на скамейках и болтали.
— Эулалия, разве лекция по ретроведению не должна продолжаться до полудня? Где остальные псиофы и антей? — возмутилась она.
— Сегодня она закончилась раньше обычного. Я занята другим. Ты не видишь? — ответила
— Мне сказали, что Джено…
Мисс О'Коннор не дал договорить Набир:
— Что бы тебе ни наговорили, нас это не интересует. Мы заняты. — Тибетский святой был тверд и бесстрастен.
Баттерфляй почувствовала себя неловко и удалилась. Она замыслила отомстить. Для нее Джено представлял серьезную опасность, потому что из-за него Ранья Мохатдина стала заодно с суммусом. Она вернулась в аудиторию тонкой мысли и, стоя перед зеркалом Гиатус, призвала своих ужасных привидений. Скоро станет очевидным то, что она намеревалась сделать.
День пролетел как миг. В Арксе, казалось, все идет как обычно, но многие псиофы, возглавляемые Габором, задумали выставить Крикен и юного итальянского антея в дурном свете.
Тем временем в роскошной тюрьме золотого купола Пьер и Коринна с головой погрузились в заботы о большой оранжерее. Они надеялись, что у их сыновей все будет хорошо, но тот ужас, которому фон Цантар подверг их с помощью болезненных магопсихических техник, опустошил их сердца.
Пока Ятто был погружен в изучение древнейших рукописей Аркса, Ранья с нетерпением ожидала двенадцати часов, чтобы присоединиться к нему.
Она была просто счастлива, что может рассчитывать на своего юного помощника: Тоам Ратандра уже перемыл двести тарелок и сто пятьдесят чашек. Не жалуясь, он намылил длинный ряд стаканов, похоже, не очень обращая внимание на Ламбера де Соланжа и его насмешки: «В Арксе недоставало мальчика на побегушках».
Тоам, хотя и был робок и сдержан, прекрасно умел пользоваться телекинезом. Пристально посмотрев на большой медный кран, он с помощью мысли изменил направление холодной воды, стекавшей в розовую фарфоровую мойку. Поток воды обрушился на голову Ламбера, и француз вымок до нитки.
Ранья хотела сделать Тоаму выговор, но в этот миг к ней пришли две парасферы. Одна была от Баттерфляй, а вторая — от фон Цантара.
Мисс О'Коннор требовала ее присутствия на лекции по призракам с десяти вечера до двух часов ночи, утверждая, что она должна показать ей важные вещи. Арабская мудрая пришла в недоумение от этого приглашения. Затем она открыла парасферу Ятто и прочла записку: «Напоминаю тебе, что в двенадцать ты должна быть в моем жилище. Нам нужно пойти сама знаешь куда. Захвати бутылочку Меловио, она послужит нам для поддержания сил».
Программа исследования формулы клонафорта продолжала осуществляться по планам Ятто. Габор Гааг отправил суммусу энную парасферу, но, так и не получив ответа, попросил Ранью сообщить ему о том, что случилось с Джено во время ретроведения. Габор объяснил ей, что не видел своими глазами, как из руны текла кровь, но другие волшебницы и медиумы присутствовали при этой сцене и могут все подтвердить.
Сапиенса, довольная, что принесет еще одну новость, которая выставит Астора Венти в дурном свете, поспешила в архив идей. Там фон Цантар велел ей все разузнать о кровоточащей руне и доложить ему. Однако Ранья, занятая исследованием гербария, попросила у Ятто два пергамента, которые он хранил в кармане как величайшую ценность. Поколебавшись, суммус вручил их ей под строгим секретом.
Арабская мудрая внимательно прочитала гербарий, а потом Маграману рофантлока. На ее вопрос, что означают эти фразы, Ятто грубо шикнул на нее, заставив замолчать. Ранья начала понимать, что фон Цантар был не так уж и мудр: его манеры час от часу становились все более скверными.
Наступил вечер. Джено принял решение посетить вещие сны у Набира Камбиля и ждал двух часов ночи.
Суоми, заинтересованная ответом, который дала ей руна, в десять вечера направилась в аудиторию тонкой мысли. Но она не могла видеть табличку на двери, вывешенную мисс О'Коннор, где она уведомляла о временном прекращении занятий. На пороге девочка услышала шепот и благодаря своему тончайшему слуху узнала голоса Баттерфляй и Раньи. Было понятно, что они одни.
— Что ты думаешь о Джено и о крови из руны? — в лоб спросила Баттерфляй.
— Я не знаю, Габор и остальные псиофы говорят, что во время лекции у Эулалии случилось нечто возмутительное. Но все четырнадцать рун целы. Никаких признаков крови, — ответила Ранья.
— Посмотрим. У этого юного антея зло в сердце. Однако я пригласила тебя сюда, потому что зеркало Гиатус испускает странные искры. Может быть, у тебя найдется какая-нибудь метафизическая субстанция, чтобы вернуть в него магию? — Баттерфляй говорила проникновенным голосом, готовя ловушку для арабской мудрой.
— Не знаю, что тебе посоветовать. Лучше задать этот вопрос суммусу. Он конечно же поймет, что делать, — ответила Мохатдина, слегка касаясь зеркала с привидениями.
Пока Ранья рассматривала Гиатус, Баттерфляй делала ритуальные жесты руками.
Суоми недоумевала, что там могло происходить, а потом услышала звон музыкальной шкатулки: прибыла парасфера для арабской мудрой. Деревянный шар подкатился прямо к ногам Раньи, и она сразу его открыла. Это была записка от фон Цантара:
Оставь все вопросы, касающиеся Астора Венти.
Немедленно возвращайся ко мне. Срочно.
Ранья послала парасферу обратно и вежливо сказала мисс О'Коннор, что не может остаться. Ирландская мудрая резко ответила:
— Я считала, что ты сможешь мне помочь. А вместо этого…
— Я вернусь к четырем часам, меня ожидает суммус, — сказала Ранья, быстро удаляясь.
Суоми спряталась за Счастливую Мяту, необычное растение, испускавшее изумрудно-зеленое сияние, и ждала, когда Мохатдина пройдет.