Джентльмен-капитан

Дэвис Дж. Д.

— Отдать подветренные брасы! Распустить грот! Отдать подветренные шкоты! Отдать грот!

Крики повторялись младшими офицерами, под чьим командованием были разные части корабля — корнуольские глотки отвечали на кентскую речь Лэндона. Один за другим массивные свёртки линкольнширского полотна стали опадать со своих реев, и лёгкий ветерок, дохнувший на нас со стороны острова Уайт, начал наполнять их. Люди наперегонки сновали вверх и вниз по огромным сетям, что называются вантами и тянутся к мачтам. Они перебегали туда и обратно по реям и пертам с не перестававшим впечатлять и ужасать меня равнодушием к высоте и собственной

бренности. У верхушки передней из трёх мачт с захватывающей дух скоростью метался обезьяноподобный рудокоп Тренинник, точь–в–точь как рассказывал старшина Ланхерн. И всё это время Лэндон продолжал бесконечный поток команд.

— Отдать грота–брас! Отдать грот–марсель! Крепить грота–шкот!

Слаженными усилиями матросов толстые канаты натягивались, закрепляя паруса на местах. Лэндон выкрикивал приказы о странных морских чудовищах, что звались гитовыми, булинями и им подобными; казалось, что особенно его беспокоит неспособность людей справиться с монстром по имени бегин–рей. Джеймс Вивиан, мореход на порядок выше меня, бранил обитателей грот–мачты за то, что те «привелись», чем совершили смертный грех. А я стоял на шканцах, будто наблюдал пьесу или травлю медведя: обособленный, удалённый, посторонний.

Мы двигались, поначалу незаметно, но, как научил меня старый Олдред на «Хэппи ресторейшн», я совместил взглядом отдельный канат и башню церкви в Госпорте. Медленно, очень медленно, канат начал отодвигаться от башни. Доски «Юпитера» заскрипели чуть громче, выражая приветствие или, может, протест своей родной стихии.

Корабль, распускающий паруса, это восхитительное зрелище, особенно под умирающим вечерним солнцем. Оно способно возвысить самое приземлённое сердце. Пока мы из огромной массы никчёмного дерева, раскачиваемой на якоре волнами, превращались в настоящий военный корабль, я смотрел, как впереди шёл «Ройал мартир» с уже поставленными парусами и красно–бело–красным вымпелом, развевающимся над только что зажжёнными кормовыми фонарями. Вопреки самому себе, я испытал душевный подъём от этой картины и радостно обернулся к Финеасу Маску.

— Ну что ж, Маск, ты отправляешься в море на королевском корабле. Что скажешь об этом, любезный?

— Лучше бы я вёз эль и тушёную телятину из Лондона в Йорк, — ответило самое приземлённое сердце на свете.

Маск уже слегка позеленел, хотя корабль едва двигался, а ветер лишь слабо вздыхал. Но его разговоры о еде и питье напомнили мне, что есть по крайней мере одна обязанность капитана, с которой я могу успешно справиться.

— Маск, обойди корабль и засвидетельствуй моё почтение каждому из уоррент–офицеров. Я прошу — нет, требую — их присутствия в моей каюте в семь часов, чтобы провозгласить тост за успешное и счастливое путешествие «Юпитера».

Джеймс Вивиан, поднявшийся на шканцы и оказавшийся в пределах слышимости, сказал:

— Две склянки второй собачьей вахты, сэр. Не семь часов — при всём уважении — когда мы в море.

В этот момент я мечтал, чтобы мёртв был племянник, а не дядя; хотя, конечно, он был абсолютно прав, указав на мою ошибку, потому что традиции моря должны господствовать даже над самыми тёмными невеждами, вздумавшими их нарушить. Я исправил своё поручение Маску, который, явно пребывая в дурном настроении, сутуло побрёл прочь, жалуясь самому себе, что дворецкий почтенного дома был понижен до звания мальчика

на побегушках, разносящего приглашения безграмотному ничтожному отребью вроде плотников и хирургов.

Наконец паруса поймали добрый порыв ветра. «Юпитер» начал уверенное движение вперёд, и я подошёл к поручням правого борта, чтобы в последний раз взглянуть на старый Портсмут, прежде чем город останется позади. Я услышал крик дозорного — думаю, это был Тренанс — и увидел лодку под небольшим квадратным парусом, быстро лавирующую к нам от берегов Портсмута. Это была одна из бессчётной флотилии рыбацких шаланд, постоянно толпившихся в Соленте, а мальчик у румпеля и мужчина у паруса, наверное, были отцом и сыном — её обычной командой. Между ними сидел пассажир — Кит Фаррел.

Глава 8

— Итак, Рам–Хэд лежит в трёх румбах по левому борту, — неуверенно проговорил я, пристально глядя на мыс справа, тёмный и зловещий в предутренней мгле. Небольшая, стоящая на отшибе часовня едва виднелась на его вершине. Солнце позади нас пыталось пробиться сквозь угрюмые тучи. Дело было холодным утром, в тот момент, когда наступающий день балансировал на грани между мраком и сиянием.

— По правому борту, сэр, — сказал Кит Фаррел с безграничным терпением. — Правый борт — справа по ходу движения корабля, левый борт — слева. Мы говорим о сторонах корабля, сэр, а не о вашей личной точке зрения, поэтому, хотя Рам и находится сейчас слева от вас, он лежит по правому борту.

— Этого не может быть, скажу я вам, — раздался сухой сварливый голос Финеаса Маска. Пробыв неделю на корабле, он уже считал себя экспертом в области моря, как и в прочих областях. — Если левый борт слева, мистер Фаррел, то почему тогда наш штурман Лэндон постоянно твердит человеку у этой колдер… этой штуковины, «право на борт», когда хочет, чтобы мы плыли влево?

— Морская традиция, мистер Маск.

Маск хмыкнул, всё так же уверенный в собственном врождённом превосходстве, сильно подозревая, что так называемая «морская традиция» — это просто хитрая уловка с целью смутить и запутать Финеаса Маска.

Кит снова повернулся ко мне с улыбкой на круглом румяном лице.

— Итак, капитан, как вы назовёте относительное положение корабля на другом галсе?

Я посмотрел налево — по левому борту — на далёкий парус, замеченный почти час назад одним из матросов на мачтах. Я чувствовал на себе непроницаемый взгляд Лэндона, расположившегося на дальнем конце шканцев, и порадовался, что Джеймс Вивиан, почти всю ночь нёсший вахту, спит сейчас внизу. Взглянув на циферблат инструмента, который Фаррел и Лэндон называли азимутальным компасом, я вновь поднял глаза к парусу вдали.

— Пять румбов, — сказал я.

— Так и есть, пять румбов, капитан, — кивнул Кит Фаррел. — А ветер?

Я оценил расположение парусов — они смотрели в сторону земель за Рамом — и бойко струившегося на усиливающемся ветру вымпела. Мне вспомнилось, как изменился ветер прошлым вечером.

— Направление ветра — ост–тень–норд, мистер Фаррел, — ответил я наконец.

— Именно так, сэр, — улыбнулся Кит Фаррел. — «Юпитер» идёт в фордевинд с добрым ветром ост–тень–норд. Вы начинаете ориентироваться, сэр, я знал, что у вас получится. Думаю, это отличный результат для нескольких часов работы вчера вечером и сегодня утром.