Джентльмен-капитан
Шрифт:
Маск и Корнелис остались около меня. Шурину на своём корабле делать было нечего: я видел «Вапен» уголком глаза, он стоял на двойном якоре. Безупречный и почти неповреждённый.
— Брат, — позвал я, даже не зная, что сказать суровому родственнику, но следовало попытаться, — ты спас нас. Ты спас меня.
Корнелис снова улыбнулся и похлопал меня по руке. Я постарался не вздрогнуть от боли.
— Я меня были свои приказы, брат Маттиас. Твоё спасение — дело случая, хотя, когда я впервые встретился с генералом и поговорил с ним… — он заметил моё удивление и кивнул. — Да, Маттиас. Гленраннох был моим союзником. Это произошло несколько
Даже одержав победу и заслужив признательность за спасение моей команды, Корнелис умудрился свести всё к скучным кальвинистским наставлениям. Но я ещё раз его поблагодарил и пожал руку.
— Я должен написать твоей сестре, — произнес я, порадовавшись своей находчивости, — но, полагаю, моя правая рука еще долго будет бездействовать. Если я продиктую, ты напишешь? Она поверит тому, что мы оба положим на бумагу, — Корнелис кивнул. — Маск, — позвал я, — нужно будет написать ещё и моей матушке.
— Она не поверит ни слову из того, что вы ей расскажете, если это будет написано моей рукой, — заявил мой верный слуга, шаркая прочь.
Я подумал о генерале Гленраннохе и о секретах, на которые мог бы намекнуть.
— Есть такие слова, которым она поверит, Маск, не беспокойся. Но погоди. — Тот уже собирался ускользнуть. — Мне еще потребуется рука, чтобы написать письма герцогу Йоркскому и королю. Неподходящая работа для исполняющего обязанности казначея королевского корабля, но, возможно, ты согласишься разок взвалить на себя эту ношу?
Маск выпучил глаза. Как я и рассчитывал, старого прохиндея в равной степени поразила как перспектива писать самому королю, так и внезапное и неожиданное повышение в ранг флотского офицера. Он как–то ухитрился милостиво кивнуть, а затем исполняющий обязанности казначея «Юпитера» напыщенно удалился, чтобы взять перо, чернила и бумагу.
Я взглянул на замок Ардверран. Крепость леди Нив кишела Кэмпбеллами, а королевский полк оккупировал причал и охранял грязных пленных с корабля Джаджа. На крыше главной башни я видел генерала — та самая наблюдательная позиция, с которой всего несколько часов назад мы с графиней смотрели, как корабль Джаджа приближался с наветра к «Юпитеру».
Свет маяка (башня служила им в ночное время) освещал генерала. Казалось, он смотрит прямо на меня, и на мгновение мне захотелось поприветствовать его взмахом руки, но он уже повернулся посмотреть на чёрно–золотой флаг клана, гордо реявший над новой крепостью Кэмпбеллов.
Это последнее, что он видел в жизни. В ту же секунду мощный взрыв разнес башню на куски. Сначала я увидел, как рухнули стены, мгновением позже всё поглотил огромный столб дыма, а в следующую секунду донесся звук взрыва, столь же оглушительный, как и недавние бортовые залпы. Огромные камни рухнули в воду как ядра, какие–то даже врезались в наш побитый корпус. Языки пламени взметнулись в проломе, где только что стояли стены и крыша.
Сработал длинный запальный фитиль, спрятанный где–то в глубине замка. Многовековой Ардверран исчез. Генерал Колин Кэмпбелл из Гленранноха тоже исчез, а с ним и все загадочные государственные секреты, которые знали лишь он и моя мать. Миледи Нив, моя прекрасная графиня–предательница, все–таки отомстила. И отомстила в полной мере.
Глава 23
Две недели мы стояли на якоре под
Мне подумалось, что это прекрасное место, чтобы упокоить павших: легкий ветерок доносит запах раннего дрока, а внизу искрится море. Для погибшего Гленранноха и его родичей ничего нельзя было сделать, и это меня печалило, но, возможно, руины замка Ардверран — это подходящий мавзолей для великого воина.
Джеймс Вивиан, как королевский офицер и отпрыск древнего корнуольского рода, заслуживал лучшего. Для столь молодого человека он удивительно много размышлял о своей смерти, о том, какие похороны предпочел бы, по крайней мере, так сказал Гейл. Он будто бы жил в постоянной уверенности в собственной близкой кончине, этот смелый и благородный молодой воин, о котором я так несправедливо злословил.
Поэтому в тот солнечный шотландский день мы вверили его тело глубокому морскому заливу около Ардверрана. Мы обернули его тело флагом Святого Пирана, и когда оно скользнуло в воду, утяжеленное пушечными ядрами в ногах и шее, Джон Тренинник запел старую корнуольскую песню, похоронную песню из другого места и времени:
— My agaran rosen wyn mar whek mar dek del dyfhy.
Рулевой старшина Ланхерн начал переводить:
— Когда я впервые встретил тебя, любовь моя, твоё лицо было прекраснее розы, но теперь твоё милое лицо побледнело, стало таким, как невинная белая роза.
«Юпитерцы», выстроившись у бортов и заполнив ванты, подхватили припев на родном языке.
Я люблю белую розу во всем великолепии,
Я люблю белую розу, когда она цветет,
Я люблю белую розу, когда она растет.
Потому что роза напоминает мне о тебе.
Это была какая–то сверхъестественно красивая песня. По многим лицам текли слёзы, потому что юный Вивиан пришелся по сердцу этим грубым просолённым морским волкам. Я тоже сильно по нему горевал. Горевал по дружбе, что могла вырасти между нами. Не знаю, возможно, я тоже плакал. Когда корнуольскую прощальную песню унес ветер, далекие пушки «Юпитера» начали салютовать, через залив эстафету подхватило громоподобное эхо пушек «Вапена–ван–Веере», а затем пушек корабля, который его временный капитан называл на французский манер «Ле мартир руаяль».
Воздав должное павшим, мы, выжившие, занялись текущим ремонтом. Корнелис и одетые в траур управители Гленранноха прислали людей в помощь, но в этой безлесной земле ремонт — дело медленное и непростое. Что касается меня, я мало что мог поделать, только подбадривать помощников плотника и остальных матросов, потому что сам Пенбэрон всё еще был слишком слаб.
Почти каждый день приходили письма от Корнелии, полные страдания и советов, касающихся моего выздоровления. Несколько раз доставляли посылки со зловонными зельями (каждый раз со всё более отвратительным запахом), которые, как она клялась, ускорят процесс. Лишь позже я узнал, что только прямой запрет моего брата помешал ей поспешно и в одиночку отправиться в Шотландию, чтобы ухаживать за мной.