Джентльмен-капитан
Шрифт:
Раны мои затянулись. Царапина от мушкетной пули на бедре зажила быстрее глубокого пореза предплечья (этот шрам всё еще заметен, иногда он служит источником резкой боли, напоминая мне о давней битве у побережья Ардверрана).
Выживших с «Ройал мартира» уже допросили, и я узнал, как тщательно Годсгифт Джадж набрал команду из тех, кто верен тому, что они называли «Старое доброе дело». Все — фанатики, поклявшиеся свергнуть монархию и снова превратить Британию в пуританскую республику. Все, кроме одного, потому что Джаджу не удалось согласовать назначение на должность лейтенанта своего кандидата, и ему против воли
Похоже, Уоррендер сильно обеспокоился, когда узнал о заговоре. Как человек чести, он категорически возражал против скрытности и вероломства их плана. Он уговаривал своих соратников и Джаджа отказаться, но безуспешно. Поэтому, четко осознавая, что рискует жизнью, Уоррендер организовал (вероятно, воспользовавшись помощью своего племянника — «юпитерца») встречу с Харкером на берегу, на которой хотел сообщить ему о заговоре.
Для меня осталось загадкой, встретились они или нет. Должно быть, Уоррендеру было непросто покинуть корабль — я внезапно вспомнил двух мрачных громил, как тени следовавших за ним по пятам. Не слуги, как я тогда подумал, а стража. А еще, разумеется, анонимная записка, найденная при Харкере: «Не сходите на берег сегодня…».
Кто её написал? Пенгелли? Страстный роялист, он, вероятно, не доверял своему родичу, сражавшемуся против горячо любимого короля. А возможно, Уоррендер запоздало обнаружил, что смерть Харкера — это часть плана, и как раз просил его остаться на корабле? В любом случае, Харкер роковым образом проигнорировал предупреждение и сошел на берег, где его как–то отравил клеврет Джаджа — Лайнус Брент, и Харкер вскоре умер прямо на виду у команды «Юпитера». Пенгелли, спасая свою жизнь, бежал, но удрал недалеко. С ним тоже расправились.
Что же касается Уоррендера, то Годсгифт Джадж был отнюдь не дураком. Отлично зная, что еще одна смерть в самом начале миссии вызовет подозрения и приведет к расследованию, Джадж держал Уоррендера под стражей до тех пор, пока не разделил наши корабли у побережья Ардверрана, после чего уже не нужно было ни оставлять Натана Уоррендера в живых, ни притворяться самому.
Почему Уоррендер не восстал против спектакля, который Джадж заставил его играть — загадка, над которой я размышляю по сей день. Возможно, он думал, что раз его оставили в живых, ему как–то удастся изнутри разрушить планы Джаджа. Или, возможно, он цеплялся за жизнь в надежде на бегство. Кто знает, как каждый из нас поведет себя, оказавшись в роли живого мертвеца?
Мальчишкой я однажды видел, как один из викариев старого Джерми в Рейвенсдене сидел на полу трансепта церкви. Его окружали тысячи кусочков витражного стекла, разбитого фанатичной толпой, стремящейся уничтожить в нашем уголке Бердфоршира все следы так называемого «папизма».
Я помню, как медленно и кропотливо он собирал осколки в драгоценные изображения святых. И собрал. Они снова стали целыми, как раньше. Все в трещинах, но узнаваемые. В те дни, стоя на якоре у Ардверрана, я ощутил себя на месте нашего викария, собирая всё больше кусочков этой головоломки, и, наконец, весь этот мерзкий заговор собрался воедино у меня в
В те две недели, пока корабль Корнелиса не отплыл домой, я часто обедал с ним. Я был очень ему благодарен, но всё же обнаружил, что столь частое общение с шурином переполнило чашу терпения.
Однако я начал подозревать, что это свидетельствует скорее о моих ограниченных возможностях, чем о его. Тем не менее, я с радостью узнал, как распуталась голландская часть заговора. Корнелис рассказал, что его втайне от всех отправил Великий пенсионарий де Витт с миссией помешать криптокатоликам Амстердама, желающим получить невероятные торговые концессии от Папы и его семьи. Всё это стало известно задолго до того, как Корнелис узнал, что меня в спешке назначили в эскадру, отправленную королем Карлом.
Как и королевские шпионы, де Витт узнал об отправке оружия, но, обладая острым умом и тотальной подозрительностью, выяснил намного больше нашего короля. Де Витт знал полную картину заговора и отправил своего лучшего помощника проследить, чтобы амстердамцы и католики не достигли своих целей.
Мы говорили о Шимиче, несостоявшемся убийце Гленранноха. Ему должны были немало заплатить, чтобы перекупить. Гленраннох всё равно должен был умереть, чтобы расчистить дорогу армии Макдональдов, но мы нечаянно дали врагам намного больше возможностей. Убийство генерала, когда вместе с ним ехал я и Роже д'Андели, позволило бы свалить смерть генерала на нас, людей короля. А наши трупы никак не смогли бы опровергнуть это обвинение.
Подобная стратегема несомненно смутила бы и расколола клан Кэмпбеллов, отвратив их от короля и ослабив перед грядущей резней, задуманной Макдональдами. Подобную стратегему мог породить только мозг Годсгифта Джаджа или графини Нив. Из соображений неуместного рыцарства или, скорее, некоего иного чувства, я предпочел во всем винить первого.
Много времени я провел и с обретшим умеренность в питие Фрэнсисом Гейлом. Похоже, сама возможность утопить свой жаждущий мщения меч в телах республиканцев изгнала его внутренних чудовищ.
Гейл много говорил о своем новом желании обрести спокойный деревенский приход или стать сельским деканом, восторгался своими методами обучения юного Андреварты, чей сметливый ум и потенциал для церковной карьеры однажды далеко превзойдут его собственные достижения. По крайней мере, он так сказал.
Со своей стороны, я обнаружил, что могу свободно говорить с ним о собственных чудищах и демонах. Его беседы — как светские, так и духовные — служили мне утешением, потому что все эти смерти, произошедшие как в первом моем командовании, так и во втором, тяжко на меня давили.
Граф д'Андели, он же Роже Леблан, в итоге отплыл с Корнелисом в Нидерланды, чтобы там прощупать французских собратьев–изгнанников, прогневавших того или иного министра или любовницу короля Людовика, на предмет возможности вернуться домой. Расставаясь, он поклялся мне в вечной дружбе и уважении, поцеловал меня на французский манер, провозгласил, что мы снова встретимся, что, конечно, мы много раз и сделали, и всегда с риском как для себя, так и для королевских домов, которым служили.
Финеас Маск наслаждался новым статусом исполняющего обязанности казначея «Юпитера», его восхищала задача наполнения нашей пострадавшей кладовой по смехотворным для короля ценам.