Джентльмен
Шрифт:
– Я пригласил товарища Лилкова нас сопровождать… Он мой старый друг и сокурсник, тоже юрист.
– А если растрезвонит?
– Не беспокойтесь. Ни строки не опубликует без нашего ведома.
До самого Петровского слушали об охотничьих подвигах Пепеланова. Бурский отмалчивался – он всю жизнь питал отвращение к убийству беззащитных животных. Лилков со стажером негромко переговаривались на заднем сиденье, и беседу с полковником поддерживал в основном бай Минчо да изредка вступал Шатев.
В Петровском прежде всего разыскали председателя местного клуба спелеологов Станачко Станачкова (он работал в общинном совете),
Когда они вошли в пещеру, уже вечерело. Впрочем, там и днем темно, и потому спелеологи всегда ходят в пещеру с фонарями… На этот раз думали исследовать левый рукав Подлой. Особой цели не преследовали, просто решили нанести на карту кое-какие мелкие детали. Шли всемером – четверо мужчин, три женщины. Были среди них новички. Пещера не из трудных, карстовая, даже без сталактитов. Разве что пропасть в самом ее начале, из-за которой пещеру и прозвали так некрасиво. Но какой спелеолог не знает о ней, об этой пропасти?
Часа два-три побродили в левом рукаве, осмотрели зал в самом его низу и уже ближе к выходу, в том месте, где сильнее всего выдается карниз над озером, обнаружили утопленника.
– Слышу вдруг визг, – рассказывал Станачко. – Кричала вроде бы Шинка, она была последней в связке. Ох и перепугался я: подумал, сорвалась она, не дай бог… Однако ни шума падения, ни всплеска внизу – тишина. Кричу: «Шинка, что случилось?» А она: «Ой, мамочка родная! Ой, мамочка!..» Навожу фонарь, видно плохо, но замечаю: стоит как одеревенелая. Карниз довольно узкий, скомандовал я всем не двигаться с места и пробрался к Шинке. Она фонарь погасила и всхлипывает, как ребенок. А девица внушительная, почти метр восемьдесят. «Ну чего ты разнюнилась?» – говорю ей строго. Она фонарь опять включила и направляет его луч в озеро. Гляжу: торчат над водою ноги в черных носках и черных лаковых туфлях. Тут и я перетрусил. А Шинка все светит туда и ревет. «Хватит вопить!» – прикрикнул я и, заставив ее стронуться с места, придерживая, повел впереди себя. Все до одного, в целости-сохранности, вылезли мы из пещеры, и впрямь, оказывается, подлой. Быстро спустились в село, оттуда я сразу позвонил в окружное управление милиции. А вскоре снова пришлось карабкаться наверх, уже вместе с милиционерами.
– Боюсь, товарищ Станачков, придется вам и в третий раз туда карабкаться, – сказал Бурский. – Но сначала нельзя ли поговорить с девушкой?
– С Шинкой-то? Чего проще. Через два дома отсюда. Сейчас позову, если, конечно, застану.
Вторую половину истории (о том, как тело перенесли в Смолян) поведал полковник Пепеланов. Причем с таким множеством ненужных подробностей, что Бурский вынужден был остановить его.
– А следы? – спросил он. – Следы на песке, в том месте, откуда он упал в пропасть?
– Ну, о следах мы подумали в первую очередь! – воскликнул Пепеланов. – Возле входа в пещеру земля была ужасно вытоптана, да и как иначе… Спелеологи жались как-то вправо. А левее входа, метрах в десяти, обнаружились четкие следы. Судя по форме подошв, это ботинки… Понимаете?
– Хорошо, очень хорошо! – перебил майор. – Сделали слепки?
– Ничего себе! За кого вы нас…
– Извините, – спохватился Бурский.
– Слепки в управлении. Мы их вам передадим. Но могу сказать заранее: они не от тех туфель, понимаете? Не от тех, которые мы только что видели в морге.
– Откуда такая уверенность?
– Я
Бурскому не нравились эта категоричность и начальственный тон. Даже полковник Цветанов не позволял себе ничего подобного. Как известно, лавры общего успеха первым пожинает начальство, но Цветанов, не в пример здешнему полковнику, понимал, что прежде всего успех зависит от способных, трудолюбивых, добросовестных сотрудников.
Появился Станачков. Облик пришедшей с ним девицы не оставлял сомнений: вот оно, истинное дитя гор, родопчанка! Высоченная, с длинными руками и ногами, мускулистая и вместе с тем плоская. У девушки были яркие зеленые глаза, но лицо, слишком крупное, с резкими чертами, напоминало мужское. И все же что-то привлекало в ее облике – наверное, глаза и буйные светло-русые волосы, свободно падающие на плечи. Вот с кого впору лепить богиню Нику, подумалось Бурскому. Кажется, подобная мысль посетила и Шатева, ибо он, заглядевшись на девушку, приосанился.
Полковник предложил Шинке проводить их к пещере (поскольку Станачков отказался, сославшись на занятость), и прекрасная родопчанка согласилась – вероятно, сильное желание реабилитироваться в глазах окружающих толкнуло ее на это. Во всяком случае, видно было, что теперь она не трусит.
Опять сели в машину: полковник на любимое всеми начальниками место справа от шофера, дабы указывать путь, затем Бурский и остальные. На заднем сиденье примостились Шатев и родопская валькирия, которые сразу же завели оживленный разговор.
Напрямик от Петровского до пещеры было не больше двух километров, но горы есть горы: приходилось одолевать крутые холмы, где не было и подобия дороги, потом опять попали на шоссе, свернули на усыпанный гравием проселок. Шофер явил чудеса вождения: он справился с колдобинами, с резкими поворотами, с торчащими камнями и остановился наконец перед лабиринтом в скалах, предназначенным, пожалуй, лишь для телеги. Это произошло метрах в двухстах от пещеры, дальше можно было идти только пешком.
– Если допустить, что убийца тоже остановил машину здесь, в этом месте, то отсюда он или нес тело, или волок его по камням… Значит, должны были остаться следы. Попробуем их отыскать?
– Можно было бы попробовать, – сказал полковник Пепеланов. – Но в данном случае шансы у нас нулевые. Последние дни дожди лили, все следы смыты. Кроме тех, что в пещере.
В пещеру он, однако, идти не пожелал, решив, как выяснилось, перекурить и дорассказать шоферу очередную охотничью байку.
Отправились без него. Постояли в довольно светлом, даже приветливом «вестибюле», не испытывая ничего, кроме обычного профессионального любопытства. Затем двинулись вглубь и после первого же поворота словно потонули в густом сумраке. Если раньше Лилков щелкал только знаменитые родопские пейзажи, то в пещере он проявил чудеса расторопности: снял и оба хода, и озеро, и карниз над ним, и весь огромный таинственный зал.