Джентльмены и игроки
Шрифт:
Хуже всего то, что никто им теперь не возражает, и даже Китти, которая всегда была в приятельских отношениях с Грахфогелем, а Слоуна не раз приглашала на ужин, не сказала ни слова, а лишь уставилась с некоторым отвращением на свою кружку, стараясь не встречаться со мной взглядом. Я знаю, что мысли ее заняты другим. И все же лучше бы мне этого не видеть. Вы ведь заметили, что Китти Чаймилк мне очень даже нравится.
Правда, я с облегчением заметил, что в некоторых случаях здравомыслие все-таки торжествует. Крис Кин и Диана Дерзи оказались среди незараженного меньшинства. Они стояли у окна, пока я нес кружку с чаем, и яростно возражали
— Я считаю, что каждый имеет право на справедливое разбирательство, — сказал Кин, после того как я немного отвел душу. — Я, конечно, не близко знаком с мистером Слоуном, но должен сказать, что он не производит на меня такого впечатления.
— Я тоже так думаю, — сказала мисс Дерзи. — И кроме того, мальчики, по-моему, искренне его любят.
— Это правда, — громко сказал я, вызывающе глядя на добродетельное большинство. — Это ошибка.
— Или заговор, — задумчиво сказал Кин.
— Заговор?
— А почему бы и нет? — пожал он плечами. — Какой-нибудь завистник. Недовольный сотрудник. Бывший ученик. Да кто угодно. Требуется лишь доступ к Школе и определенный уровень компьютерной грамотности.
Компьютеры. Я знал, что добра от них не жди. Но слова Кина что-то задели во мне — по правде говоря, я вообще не понимаю, почему сам не додумался до этого. Ничто не может повредить любой школе больше, чем скандал на сексуальной почве. Разве не случилось что-то подобное в «Солнечном береге»? И разве сам я не был свидетелем такого скандала во времена Старого Главного?
Конечно, Стержинга интересовали не мальчики, а секретарши и молоденькие сотрудницы. Такие романы чаще всего порождают лишь сплетни, улаживаются между взрослыми и редко выходят за ворота Школы.
Но сейчас дела обстоят иначе. Газеты открыли сезон охоты на учителей. Истории о педофилах заполонили популярные издания. Не проходит и недели без нового обвинения. Директор школы, вожатый скаутов, офицер полиции, священник. Все стали объектами травли.
— Вполне возможно, — произнес Тишенс, следивший за нашим разговором. Я никак не ожидал, что он выскажет свое мнение, поскольку до сих пор он лишь энергично кивал в такт речам Борродса. — Думаю, что есть немало людей, у которых зуб на «Сент-Освальд», — продолжат он этим своим голоском. — Например, Дуббс. Или Коньман.
— Коньман?
Все замолчали. В отголосках более громкого скандала я чуть не забыл о своем юном беглеце.
— Не может быть, чтобы все это натворил Коньман.
— Почему? — спросил Кин. — Он как раз из таких.
О да. Как раз из таких. Я видел, как потемнело лицо Эрика Скунса — он слушал нас, и по пренебрежительным взглядам коллег было ясно, что они тоже следят за разговором.
— Пароли сотрудников несложно узнать, — сказал Тишенс — Если иметь доступ к панели администрации…
— Это просто чушь, — заявил мистер Борродс — Все пароли секретны.
— Ваш пароль — АМАНДА, — улыбнулся Кин. — Так зовут вашу дочь. У мистера Слоуна — ДАВАЙ-ДЖОННИ-ДАВАЙ [51] — для такого фаната регби не слишком изобретательно. У Джерри — что-нибудь из «Секретных материалов». МАЛДЕР, возможно, или СКАЛЛИ…
Мисс Дерзи рассмеялась.
— Скажите, вы профессиональный шпион или это всего лишь хобби?
— Я просто внимателен, — ответил Кин.
Но Скунса было не так легко убедить.
51
«Давай, Джонни, давай» — припев из песни Чака Берри, которым болельщики приветствовали игрока в регби Джонни Уилкинсона.
— Никто из учеников не отважился бы на такое, — сказал он. — Тем более этот коротышка.
— Да почему? — спросил Кин.
— Куда ему, — презрительно ответил Скунс — Чтобы пойти против «Сент-Освальда», нужно иметь яйца.
— Или мозги, — заметил Кин. — А что, вы действительно хотите сказать, что раньше такого не случалось?
Среда, 4 ноября
Как нескладно получилось. Самое время заняться Слоуном, а тут такое. Чтобы поднять себе настроение, пришлось даже зайти в интернет-кафе, залезть в почту Коньмана (которая наверняка уже отслеживается полицией) и отправить несколько посланий, полных отборной ругани, избранным сотрудникам «Сент-Освальда». Это приносит некоторое облегчение моей уязвленной душе, а к тому же укрепит надежду, что Коньман еще жив.
После этого, уже из дома, я отправляю «Икземинеру» по электронной почте новую информацию от Крота. Затем с мобильника Коньмана посылаю текстовое сообщение на мобильник Дивайна и наконец звоню Слоуну, изменив интонации и голос. Мне уже гораздо лучше: забавно, как могут поднять настроение скучные дела, и, для начала несколько раз тяжко вздохнув, я выкладываю в трубку заготовленную отраву.
Кажется, что голос у него необычно хриплый, как будто он напичкан лекарствами. Время, правда, близится к полуночи, и он мог просто спать. Мне-то хватает немного, часа три-четыре, и я редко вижу сны. Не понимаю, почему люди так устают, если не проспали свои восемь или десять часов, и большинство из них всю ночь смотрят сны — бесполезные, путаные сны, которые они всегда жаждут рассказать другим. Наверное, Слоун спит крепко, видит цветные сны и анализирует их по Фрейду. Впрочем, не сегодня. Сегодня, я полагаю, у него на уме совершенно другое.
Через час я звоню снова. На этот раз язык у него заплетается, как у моего отца после ночи, проведенной в городе.
— Что вам надо?
Бычий рев, искаженный телефоном.
— Вы знаете, что нам надо. — Это «нам» отлично подогревает паранойю. — Мы хотим правосудия. Чтобы с тобой разобрались, грязный извращенец.
Тут ему бы и бросить трубку. Но Слоун никогда не отличался быстротой реакции. Вместо этого он взрывается и начинает спорить:
— Анонимные звонки? Это все, на что вы способны? Вот что я вам скажу…
— Нет, Слоун. Это я скажу тебе. — Мой голос по телефону тонкий, как паутина, и легко проникает через помехи. — Мы знаем, что ты замышлял. Мы знаем, где ты живешь. Мы до тебя доберемся. Это лишь дело времени.
Щелк.
Ничего особенного, как видите. Но с Грахфогелем это сработало прекрасно, и теперь он вообще не кладет трубку на рычаг. Сегодня вечером мне захотелось прогуляться до его дома — просто чтобы проверить. И кто-то явно выглядывал из-за занавесок в гостиной. Но на мне был капюшон и перчатки, а он не посмел бы и носа высунуть из дома.