Джентльмены против игроков
Шрифт:
Если бы наш деятельный шеф предугадал те настроения, которые владели людьми в разных частях города, то, возможно, он постарался бы что-нибудь предпринять, хотя признаюсь, что не знаю, какие именно это могли быть шаги. И не думаю, что знал сам шеф. Страсти накалялись. И гнев лишь возрос и расширился, когда прошел слух – а это случилось довольно скоро, – что остальные макаронники укрывают и защищают того, кто устроил резню.
А разве подобный поступок не ставит и их вне закона, разве не делает пособниками и злоумышленниками? Вопрос прозвучал множество раз во множестве мест, и ответ обычно был один и тот же. А как насчет того, что эти жестокие и опасные нищие поденщики, которые выползли из трущоб больших городов, вырвали кусок хлеба прямо изо ртов несчастных и трудолюбивых чернокожих? Вместе со стремительной неприязнью к белому чужаку столь же
Ближе к середине дня кто-то сказал кому-то еще, а тот в свою очередь передал новость всем, кого повстречал, что бедный старина Бивер быстро угасает и хирурги допускают, что ночи он не переживет. Невзирая на изрытый снег под ногами и холод – температура быстро упала до нулевой отметки и ниже, – на улицах небольшими компаниями начали собираться люди, обсуждавшие одну и только одну тему.
Стоя на углу Ричленд-Хауса и обращаясь к близкому по духу собранию из пятнадцати или около того человек, только что вышедших из бара и вытиравших рты и усы, самозваный выразитель общественного мнения отважился предположить, что прошло слишком много времени с последнего линчевания. Возможно, если попросту зайти и накинуться толпой на нескольких кровожадных итальяшек, это заставит прочих проявить чуть больше уважения к закону и порядку? И даже если не получится добраться до виновника, можно же добраться до его приятелей, верно ведь? А остальных выгнать взашей из округа и штата. Чего еще может требовать жаждущий справедливости гражданин? И если силы полиции не могут или не хотят выполнять свои обязанности, то не пора ли брать дело в свои руки? Или сказано было что-то еще в таком духе. В итоге, возвращаясь в бар, слушатели единогласно поддержали оратора и предложили ему присоединиться к ним и пропустить еще по рюмке, на что тот с охотой согласился.
Оставаясь в блаженном неведении относительно всех этих событий, судья Прист провел день в аптеке Соула, обыграл сквайра Раунтри в шашки, в сумерках добрел до дома, поужинал и снова поплелся в город, все еще безмятежно не замечая настроений, разлитых в ледяном воздухе. В восемь часов он сидел на почетном месте в Камлейтер-Холле, председательствуя на очередном заседании гарнизона Гидеона К. Айронса.
Учитывая погоду, судья, бывший комендантом, гордился тем, как много пришло людей. Двадцать два почтенных джентльмена отозвались, когда адъютант – пожилой школьный учитель Риз – провел перекличку. Еще двое или трое припозднились, появившись как раз вовремя, чтобы составить нужное для голосования число членов и приять участие в обсуждении новых дел. При столь гибком руководстве гарнизон согласился сотрудничать с «Дочерями Конфедерации» в кампании по сбору средств для памятника генералу Мериветеру Грайдеру, почившему много лет назад; проголосовал за пожертвование пятидесяти долларов из казны вдове умершего товарища; выслушал воспоминания сержанта Джимми Бэгби об отступлении из Атланты.
Случайный слушатель почерпнул бы из рассуждений сержанта, что если бы данная военная кампания получила надлежащую поддержку Королевских адских гончих 23 , то марш Шермана к морю 24 окончился бы совершенно иначе, чем описывалось в учебниках истории. В заключение, отступая от основной темы, сержант Бэгби собирался обстоятельно обсудить некий незабвенный диалог между генералом Бакнером и генералом Брекенриджем по какому-то важному историческому поводу, когда произошла заминка, внезапно прервавшая его посреди вступительной фразы.
23
Королевские адские гончие (King’s Hell Hounds) – алабамско-кентуккийский батальон, воевавший на стороне конфедератов. Его действия предвосхищали тактику маневренной войны, широко проявившуюся уже в следующих поколениях. Их «королевское» название для Америки довольно необычно, но конфедераты иной раз ориентировались на реалии «старой доброй Англии», в пику республиканским настроениям северян-янки. (Примеч. сост.)
24
Военная операция армии северян под руководством генерала Шермана, после успешного завершения которой положение Южной Конфедерации стало безнадежным. (Примеч. сост.)
Старый Пресс Харпер, приехавший из пригорода, расположенного в трех милях, славно устроился в конце маленького зала. Вполне возможно, его внимание блуждало в стороне от темы выступления. Он бросил случайный взгляд через плечо и сквозь замерзшее оконное стекло различил смутные всполохи. И тут же вскочил на ноги.
– Эй, парни! – воскликнул мистер Харпер. – Что-то горит, посмотрите-ка!
Он бросился к окну, протер рукавом чистое пятнышко в покрытом инеем стекле и выглянул наружу. Остальные последовали его примеру. Раздвинулись переплеты трех окон, из каждого высунулись головы – розовато-лысые, пепельно-седые и хлопково-белые.
– Держу пари, там пожар, и сильный! Гляди, как полыхает.
– Должно быть, за старым фортом. Наверное, старая плужная фабрика вспыхнула.
– Не может быть так далеко, правда, Бони? По мне так ближе.
– А по моему опыту, пожары всегда кажутся ближе, чем есть на самом деле.
– Прислушайтесь, парни. Пожарные расчеты должны отъехать с минуты на минуту.
Но хотя в двух кварталах от них на башне мэрии мерно бил пожарный колокол, на улицах не раздавалось цоканье копыт и грохот торопливых колес. Лишь на горизонте разливалось алое сияние, насыщенное и яркое, пронзенное в центре вспышками пламени.
– Это просто смехотворно! Я их не слышу. Что ж, во всяком случае, я туда направлюсь.
– Я тоже, Пресс.
Люди отхлынули от окон. В углу, где на крючках висели пальто и были брошены калоши, началась суета. Почтенные джентльмены накидывали на себя теплые наушники и шарфы, пронзали руками неуловимые отверстия рукавов. Заседание было отложено.
– Идешь, Билли? – спросил мистер Нап Б. Крамп, поспешно наматывая на шею два ярда красной вязаной камвольной шерсти.
– Нет, не думаю, – ответил судья Прист. – Это очень горькая ночь для людей, которые в такую погоду будут изгнаны из своих домов. Мне жаль их, кем бы они ни были, но даже если я приду, то не смогу сделать ничего полезного. Вы – молодые парни и обойдетесь без меня. Многие годы я тоже бежал к чужому огню. А теперь у меня есть собственный – в старой гостиной на Клей-стрит.
Он медленно поднялся со стула, вышел из-за стола, а затем остановился, наклонив голову:
– Прислушайтесь, парни! Там кто-то бежит по ступеням?
Несомненно, так оно и было. Раздавался стук обутых ног по скрипучим доскам. Кто-то перепрыгивал через три ступеньки. Дверь распахнулась, и, судорожно ловя воздух ртом, внутрь ввалился секретарь суда Элиша Милам. На него налетели с расспросами.
– Эй, Лиша, где пожар?
– В лагере строителей за городом, – ответил тот, тяжело отдуваясь.
– Как же он начался?
– Это не он начался, это его начали. Господа, там назревают проблемы. Где судья Прист?.. Ох, вот он!
Секретарь кинулся к судье, который все еще стоял на небольшом возвышении. Остальные бросились следом и, окружив этих двоих плотным кольцом, подносили ладони к глуховатым ушам и вытягивали шеи, чтобы разобрать то, что собирался поведать мистер Милам. Рассказ был недолгим и сбивчивым, но произвел сильное впечатление. Действуя, по-видимому, в сговоре, неизвестные подкрались к баракам бригады строителей, подожгли здания и благополучно скрылись, не замеченные ни самими обитателями, ни замерзающими полицейскими на холме. По крайней мере, такое предположение родилось у Милама на основании того, что он недавно услышал.
Огонь быстро распространился, выгнал сицилийцев наружу, и теперь они со своим оружием сбились в кучу возле утеса. Полицейские силы – по слухам, восемь человек ночной смены – не решались вмешиваться, поскольку лагерь располагался в пятидесяти ярдах за городской чертой. Пожарная часть оказалась беспомощна. В первые минуты тревоги в оба депо пришло предупреждение, что если пожарные размотают хотя бы один фут рукава, их шланги будут порезаны – пустая угроза, поскольку гидранты все равно замерзли. Шериф и его единственный годный заместитель были за восемьдесят миль отсюда, в Хопкинсбурге, а сотни вооруженных людей направлялись к месту сбора у заброшенной плужной фабрики, чтобы потом напасть на приезжих.