Джентльмены уже не в моде
Шрифт:
– Много ты знаешь о моих проблемах.
– Не много. И только в пределах досягаемости… Я подумала, что могу соврать на опознании. Скажу, что не узнаю своего мужа. Тогда все будут думать, что это ваш труп…
– Ты хорошо подумала, что сказала? – жестко, как это подобало Перекатову, спросил Аркадий.
– Да, очень хорошо… И мне страшно…
Действительно, выглядела Рита испуганно. Она отдавала себе отчет в происходящем, но все равно шла ва-банк.
– И что ты хочешь?
– Я опознаю своего мужа. И никому не скажу, что при мне убили Георгия…
– Вот я и спрашиваю, чего
Аркадий был поражен изворотливостью и двуличием своей жены, но в то же время ему было интересно, какие требования она сейчас ему выставит. Тоскливый такой интерес, пересоленный и переперченный…
– Почему взамен? Просто хочу… И вы меня хотите… Мы бы могли как-нибудь устроить нашу совместную жизнь…
Аркадий почувствовал, как ее пальчики нащупали его шейную мышцу, легкими массажирущими движениями прошлись по ней. Он обожал, когда Рита так делает, хмелел от этих чувственных прикосновений. И она знала его эту слабость. Но свое женское оружие она применяла, чтобы покорить чужого мужчину. Аркадий не выдержал, оттолкнул Риту:
– Пошла!
Рита не умела держать удар. Будь она прожженной стервой, не слезы бы выступили у нее на глазах, а язвительная улыбка на губах. Но Рита показала, как сильно она расстроилась, получив отпор. Из комнаты она выходила с таким жалким и обиженным выражением лица, будто Перекатов-барин отказал ей, бедной крестьянке, в горстке муки, в которой так нуждалась ее семья. Но если у Аркадия и возникло чувство жалости, то вовсе не к ней. Душа его рыдала, и сердце сжималось в комок, будто прячась от льющихся слез. Он страдал сам, и еще ему было жалко свою дочь, прежде всего потому, что у нее такая беспутная мать. К тому же Юле придется пережить развод родителей, а это, увы, психологическая травма на всю жизнь.
Рита ушла, и у него вдруг возникла потребность принять душ, отмыться от мерзких ощущений – как будто это было возможно. И еще неплохо было бы сполоснуться после долгого и неудачного дня.
Он не стал закрывать дверь в свою комнату, но заперся в ванной, а то ведь Рите могло хватить ума вторгнуться на эту территорию. Может, ей не хватает выдержки, но к своей цели она пробиваться умеет – через шантаж, через женские свои прелести… Сука.
Он стоял в душевой кабинке, намыливая голову, когда сзади вдруг открылись створки стеклянных дверей и он почувствовал нежное прикосновение женских рук. Чьи-то пальчики мягко и бережно ощупывали шрамы на его спине. И это могла быть только Арина. Ведь только из ее комнаты можно было попасть в ванную. И он почему-то упустил это из вида. Может, потому, что подспудно желал ее присутствия…
Арина такая же стерва, как и Рита. Но ведь она чужая стерва. И никогда не была его женой. И предавала его только потому, что он был для нее чужим человеком, а в свое время даже ненавистным. Да и не предательство это было, а так, пляска попрыгуньи-стрекозы.
– Помнишь, это пули от тебя отскакивали, когда мы убегали? – тихим шелестящим и похожим на теплый дождик голосом сказала она.
Аркадий понял, что его тайна раскрыта. Но это его не напугало. Все равно, рано или поздно пришлось бы признаваться в подлоге. Или просто исчезнуть, чтобы искали его долго и безуспешно… Дымокуров наказан,
– Я все помню.
– А я чувствовала, что ты не Сергей… Вроде бы он, его манеры… Холодные манеры, а энергетика теплая, твоя…
Он не оборачивался к Арине, но даже сквозь шум воды услышал шорох, с которым она высвободилась из своего халата. Она обняла его сзади, пальцами взявшись за выступы его ключиц, прижалась к его спине животом. И тело ее было таким жарким, что возникла мысль охладить ее и самого себя.
– Ты мне нравился… – взволнованно прошептала она, опустив рычажок смесителя и перекрыв тем самым воду. – Я думала, что ненавижу Перекатова, а увидела тебя и вдруг поняла, что его можно полюбить. Потому и возненавидела тебя… Тебя даже могли убить из-за меня…
– Но ведь не убили.
– Потому что это судьба… Я знаю, что судьба… Я пыталась сбежать от тебя. Этот Алик, будь он неладен… Но я получила только чувство вины, а оно, как магнит… Я поняла, что мы обречены быть вместе. И знаешь, совсем не испугалась… А потом узнала, что ты утонул. И не могла понять, как это могло произойти. Так не должно было быть… Ты правда очень похож на Перекатова, такой же суровый. Но глаза у тебя теплые. И сам ты такой электризующий… Ты не мог утонуть…
– Ну почему же!
Он снова включил воду, на полную мощь, затем резко развернулся к Арине. Одной рукой прижал ее к себе, другую подложил ей под спину, создавая опору. Он заставил ее выгнуться в спине, заглянул в ее глаза – знойные, затуманенные чувством.
– Ты будешь моей русалкой, и мы будем тонуть вместе.
– Я согласна, – с блаженной улыбкой на губах она закрыла глаза. – Только не отпускай меня…
– Мы опускаемся на дно. Вокруг вода. Мы качаемся как водоросли.
– Качаемся… Мне нравится качаться… – пробормотала она, губами хватая льющуюся сверху воду.
– Там где-то наверху шторм, а здесь у нас легкая качка…
– Шторм лучше. Я хочу шторм…
Штормовые волны одна за другой, синхронно и вразнобой накатывали на душевую кабинку, сотрясая изнутри ее стенки; в конце концов, они вымыли из нее «утопленников», выбросили их на берег, застланный шелковыми простынями. Но и там, на берегу, было неспокойно. Вдруг задрожала от внутреннего напряжения земля, вздулась, вспучилась кратером вулкана, откуда праздничным фейерверком в небо всплеснулись яркие брызги раскаленной лавы…
Серый вулканический пепел затмил солнце в небе, но вскоре снова стало светло и тихо, только слышно было, как где-то далеко на берег накатывают еще большие, но уже усмиренные морские волны. И Аркадий слышал этот звук, и Арина.
– Мы забыли выключить душ, – как о чем-то пустячном сказала она.
– Зато мы не утонули.
– А надо было?
– Не знаю… Суета этой жизни меня убивает… Мне бы на остров Грасиоса…
Он действительно хотел бы оказаться на этом рыбачьем острове среди безжизненных скал. Пусть ему бы пришлось вести борьбу за существование, зато он быстро забыл бы Риту с ее подлостью и амбициями…