Джерри - человек
Шрифт:
– Ну, конечно! Благодарю вас, мистер Блэксли. Вы очень любезны.
Возвращение в Большой Нью-Йорк было не слишком веселым. Наполеону не понравилось летать, что он и выражал весьма недвусмысленно. Джерри терпел, но его тошнило. К моменту приземления ван Фогели перестали разговаривать друг с другом.
– Сожалею, миссис ван Фогель. Прикупить акций не удалось. Мы могли бы рассчитывать на пакет О'Тула, но за час до моего звонка их кто-то перехватил,
– Блэксли!
– Несомненно! Вам не следовало открывать ему
– Не тратьте время, указывая на мои ошибки. Это было вчера. А что вы намерены предпринять сегодня?
– Дорогая миссис ван Фогель, что я могу? Дайте мне инструкции, и я постараюсь их выполнить.
– Чушь! Вы ведь должны быть находчивее и опытнее меня. Потому я и плачу вам - чтобы думали вы, а не я.
Мистер Хаскелл беспомощно развел руками. Его нанимательница с такой силой выдернула сигарету, что сломала ее.
– А где Вейнберг?
– Право же, миссис ван Фогель, юридически тут все ясно. Вы хотите приобрести акции, мы не можем их купить. Поэтому...
– Я плачу Вейнбергу за юридические советы. Вызовите его!
Вейнберг как раз собрался уходить. Хаскелл поймал его по поисковому каналу связи.
– Сидни? Это Оскар Хаскелл. Жду вас у себя.
– Извините. Может быть, в четыре?
– Сидни, вы мне нужны немедленно!
– раздался голос его клиентки.
– Говорит Марта ван Фогель.
Щуплый юрист беспомощно поежился.
– Хорошо, я еду, - сказал он. Эта женщина! Ну, почему он не послушался уговоров жены и не ушел на покой, когда ему стукнуло сто двадцать пять лет!
Через десять минут он уже слушал объяснения Хаскелла, которые его клиентка все время перебивала. Когда они замолчали, он вздохнул.
– Но чего вы ожидали, миссис ван Фогель? Это просто рабочий скот. Вы не смогли приобрести права собственности на них, вам помешали. Но я не понимаю, чем вы расстроены. Вам же отдали работника, чью жизнь вы хотели сохранить?
Она что-то невыразительно буркнула себе под нос, а потом ответила ему:
– Это пустяк. Что такое жизнь одного работника из миллионов? Я хочу положить конец этому истреблению. Полностью.
Вейнберг покачал головой.
– Если вам удастся доказать, что они уничтожают этих животных жестокими способами, или пренебрегают перед ликвидацией условиями их содержания, или что ликвидация неоправданна...
– Неоправданна? Еще бы!
– Но, возможно, не в юридическом смысле, дорогая миссис ван Фогель. В деле Джулиуса Хартмана и др. против душеприказчиков (в тысяча девятьсот семьдесят втором году, если не ошибаюсь) был согласно иску наложен запрет на пункт в завещании, требовавший уничтожения ценной коллекции персидских кошек. Но чтобы воспользоваться этим прецедентом, вам придется доказать, что эти существа даже в избыточном числе более ценны живые, чем мертвые. Вы не можете принудить владельца содержать скот в убыток себе.
– Вот что, Сидни, я вызвала вас сюда не для того, чтобы вы твердили мне, что это невозможно. Если то, чего я хочу, не имеет юридической силы, так добейтесь издания соответствующего закона.
Вейнберг посмотрел на Хаскелла, который сказал смущенно:
– Дело в том, миссис ван Фогель, что мы вместе с другими членами Ассоциации общественного процветания согласились не субсидировать никаких законодательных актов, пока нынешняя администрация находится у власти.
– Какая нелепость! Но почему?
– Законодательная гильдия предложила новый кодеке справедливости, который мы считаем абсолютно несправедливым, - скользящую шкалу, которая ложится тяжелым бременем на состоятельных людей, разумеется, сформулированную очень мило, оговаривающую минимальные гонорары за законопроекты, представляемые ветеранами, а по сути грабительскую. Даже Фонд Бригса, пока действует этот кодекс, не сможет принимать участие в общественных делах. Даже ему это не по карману.
– Хм! Дожили! Депутаты объединяются в профсоюз! Подкупы требуют конкурентной основы. Добейтесь ее запрещения.
– Миссис ван Фогель!
– взмолился Вейберг.
– Как я могу добиться запрета на организацию, юридически не существующую? В юридическом смысле Законодательной лиги вообще нет. Как юридически не признается субсидирование прохождения законов.
– А детей находят в капусте! Перестаньте морочить мне голову, господа. Что вы намерены предпринять?
Заметив, что Хаскелл отвечать не собирается, Вейнберг взял эту неблагодарную задачу на себя.
– Миссис ван Фогель, полагаю, нам следует прибегнуть к услугам специального крючкотвора.
– Крючкотворов я не хочу знать - вообще. Я не понимаю хода их мыслей. Я ведь простая мужняя жена, Сидни.
Услышав это самоопределение, мистер Вейнберг поежился и тут же подумал, какие меры следует принять, чтобы она не узнала, что его штатный крючкотвор поучает жалование из ее средств. Общественные условности требовали, чтобы он носил личину простецкого нотариуса, однако ему давным-давно пришлось убедиться, что проблемы Марты ван Фогель время от времени нуждаются в порядочной дозе махинаций, составляющих прерогативу юристов более экзотического типа.
– Я имею в виду творческую личность!
– не отступал он.
– Понимать его не обязательно - как не обязательно понимать композитора, чтобы получить наслаждение от симфонии. Я настоятельно рекомендую вам хотя бы побеседовать с ним.
– Ну, хорошо! Вызовите его сюда.
– Сюда? Моя дорогая миссис ван Фогель!
– Хаскелл был шокирован, а Вейнберг изумлен.
– Если станет известно, что вы консультировались с ним, суд не только откажет вам в любом иске, это на много лет вперед повредит любым предприятиям Фонда Бригса.