Джерри-островитянин. Майкл, брат Джерри (сборник)

Лондон Джек

Майкл, а за ним и медведи вышли на арену. Формой и размером она ничем не отличалась от обычных цирковых арен, но в центре ее было устроено квадратное помещение со стеклянной крышей. Вокруг этой арены не было мест для зрителей — зрители сюда не допускались. Один лишь Гаррис Коллинз, его помощники, продавцы и покупатели зверей и профессиональные дрессировщики могли присутствовать при истязаниях, каким подвергались животные в процессе обучения трюкам, заставляющим публику смеяться или разевать от изумления рты.

Медведей сразу увели на другой конец арены, и Майкл забыл о них. На минуту его внимание привлекли

люди, катившие перед собой громадные ярко раскрашенные бочки. На этих бочках сидели раньше слоны, и они были настолько прочны, что слоны не могли раздавить их. Человек, приведший Майкла, остановился, и Майкл с громадным интересом принялся разглядывать пегого шотландского пони, лежавшего на арене. На нем сидел человек. Пони непрестанно поднимал голову и целовал в губы сидевшего на нем человека. Майкл ничего больше разглядеть не мог, но чувствовал, что тут что-то не так. Он не знал, в чем дело и не мог проверить свое впечатление, но ему было ясно, что в этом трюке есть что-то жестокое и неискреннее. Майкл не видел длинной булавки в руках человека и не знал, что при каждом уколе в плечо пони от боли рефлекторно поднимает голову, а человек, ловко наклоняясь вперед, якобы целует его в губы. Зрителям казалось, что этим движением пони выражает свою любовь и привязанность к хозяину.

Немного поодаль стоял другой, черный как смоль шотландский пони. Но с ним происходило нечто странное и непонятное. Его передние ноги были обвязаны веревкой, а с обеих сторон его стояли люди, державшие в руках концы этих веревок. Спереди стоял третий человек — он коротким бамбуковым хлыстом ударял пони по коленям, и стоявшие по сторонам люди разом дергали веревки. Тогда пони падал на колени перед человеком с хлыстом. Пони сопротивлялся, расставлял ноги, мотал головой, вертелся на месте и тяжело валился на бок или садился на покрытый опилками пол. Но его быстро ставили на ноги, выравнивали — и работа начиналась сначала. Так обучали пони преклонять колени, а этот трюк всегда приводит в восторг зрителей, видящих только результаты обучения и не подозревающих о его способах. Майкл быстро сообразил, что наука преподается здесь по методу насилия и что Сидеруайльдскую школу дрессировки было бы правильнее назвать школой страдания. Гаррис Коллинз кивком головы подозвал к себе черноволосого юнца и окинул Майкла испытующим взглядом.

— Собака Дель Mapa, — сказал юнец.

Глаза Коллинза загорелись, и он еще внимательнее оглядел Майкла.

— Знаете ли вы, что она умеет делать? — спросил он.

Юнец отрицательно покачал головой.

— Гарри был тонкая штучка, — продолжал Коллинз, как бы обращаясь к юнцу, но в сущности он разговаривал с собой: у него была привычка думать вслух. — Он утверждал, что эта собака вне конкуренции. Но что у нее за номер? Вот в чем все дело. Бедняга Гарри погиб, а мы не знаем, в чем тут дело… Снимите с него цепь.

Майкла освободили, и он смотрел на главного бога, ожидая, что с ним будут делать в дальнейшем. Болезненный вой одного из медведей как бы предупредил его о готовящейся горькой участи.

— Сюда! — сказал Гаррис своим холодным, жестким голосом.

Майкл подошел к нему и остановился.

— Ложись!

Майкл повиновался, но проделал это с рассчитанной медлительностью и отвращением.

— Проклятый чистокровный пес! — усмехнулся Коллинз. —

Не хочешь ли подбавить огня в свои движения, а? Ладно, мы уж об этом позаботимся! — Вставай! — Ложись! — Вставай! — Ложись! — Вставай!

Приказания звучали резко и отрывисто, как выстрелы или удары бича, и Майкл все так же медленно и неохотно повиновался им.

— Он во всяком случае понимает по-английски, — сказал Коллинз. — Интересно, не делает ли он двойных курбетов? — прибавил он, высказывая заветную мечту всякого дрессировщика. — Давайте испытаем его. Закрепите цепочку. Подите сюда, Джимми. Наденьте ему подпругу.

Другой юнец подошел к ним и закрепил вокруг поясницы Майкла подпругу. К подпруге был прикреплен тонкий ремень.

— Выровняйте его, — скомандовал Гарри Коллинз. — Готово?.. Начинайте!

Здесь на Майкла обрушилось нечто совершенно непонятное и оскорбительное. При слове «начинайте» его одновременно дернули за цепочку ошейника — вверх и назад, а за ремень подпруги вниз и вперед, причем Коллинз коротким хлыстом сильно ударил его под челюстью. Если бы он мог предвидеть этот маневр, то избавил бы себя от излишних мучений и сам прыгнул бы и перевернулся в воздухе. Но теперь ему показалась, что его разрывают на части, а от удара хлыста у него посыпались искры из глаз. Яростно перевернувшись в воздухе, он упал на затылок на покрытую опилками арену.

Поднявшись, он пытался прыгнуть на своих мучителей; шерсть его стояла дыбом, он рычал и обнажил клыки, готовый запустить их в главного бога, если бы юнцы не держали его крепко, по всем правилам искусства дрессировки. Юнцы знали свое дело. Один из них натянул ремень подпруги, другой цепочку ошейника, и Майкл в бессильной злобе мог лишь ощериваться и рычать. Ни вперед, ни назад, ни даже в сторону он не мог сделать и шага. Юнец, стоявший впереди, не пускал его назад, а стоявший сзади не давал прыгнуть на стоящего впереди, и оба они мешали ему напасть на Коллинза, который, несомненно, был здесь главным — в этом мире страданий и истязаний.

Ярость и беспомощность Майкла достигли своего апогея. Он мог лишь щетиниться и надсаживать рычанием свои связки. Но Коллинзу все это было давно знакомо и давно уже успело наскучить. Он воспользовался этим моментом, чтобы осмотреть арену и проверить, как идет работа с медведями.

— Эх ты, чистокровный пес! — презрительно усмехнулся он, обращаясь к Майклу. — Отпустите его! Вот так!

Как только Майкл почувствовал себя свободным, он прыгнул на Коллинза, но тот, по многолетней привычке рассчитав время и расстояние, ударом под челюсть опрокинул Майкла назад на пол.

— Держите его! — приказал Коллинз. — Выровняйте его!

И юнцы, потянув в противоположные стороны цепочку и ремень, опять привели Майкла в состояние полнейшей беспомощности. Коллинз кинул взгляд на противоположную сторону арены, где появились две парных запряжки тяжелых битюгов. За ними следовала молодая женщина, шикарно одетая; ее костюм был сшит по последнему крику моды.

— Очевидно, он никогда не делал курбетов, — заметил Коллинз, возвращаясь к вопросу о Майкле. — Снимите с него подпругу, Джимми, и ступайте помогать Смиту. Джонни, отведите его в сторонку, но смотрите — берегите ноги. Надо провести первую репетицию мисс Мари, а этот болван, ее муж, не умеет с ней справляться.