Джесс
Шрифт:
При этих словах Бесси посмотрела на него с отвращением.
— Может быть, я оскорбил вас этим, но не сердитесь на меня. Я очень богат, Бесси. Местность по соседству с вами принадлежит мне, а кроме того я владею еще четырьмя фермами в Лейденбурге, десятью тысячами моргенов земли в Ватербрее, тысячей голов крупного рогатого скота, не считая уже овец, лошадей и крупной суммы на счету в банке. Вы будете распоряжаться всем, — продолжал он, заметив, какое ничтожное впечатление произвело на нее перечисление его богатств, — наш дом будет устроен на европейский лад, обстановку я выпишу из Наталя… Я люблю вас. Вы ведь не ответите мне отказом? — И он схватил ее за руку.
— Я очень вам благодарна за оказанную честь, минеер Мюллер, — отвечала Бесси, отнимая руку, — но я не согласна выйти за вас замуж. Не будем больше говорить об этом. Вот, кстати, идет мой дядя. Забудьте обо всем, минеер Мюллер.
Фрэнк Мюллер поднял голову и заметил вдали медленно идущего к ним старика.
— Это ваше последнее слово? — спросил он, задыхаясь.
— Конечно, мое последнее слово. Неужели вам надо его еще повторять?
— Это проклятый роой батье всему виной, — вскричал он в бешенстве, — прежде вы не были такой. Будь он проклят, этот белокожий англичанин! Если так, то слушайте меня, Бесси: вы выйдете за меня замуж, нравится это вам или нет. Неужели вы воображаете, что я позволю кому-нибудь шутить с собой. Спросите в Ваккерструме, и вам скажут, что за человек Фрэнк Мюллер. Я хочу, чтобы вы были моей — и вы ею будете. Я не дорожу жизнью ни своей, ни вашего роой батье. Если будет нужно, я подниму восстание, но добьюсь своего. Клянусь богом или чертом — это для меня безразлично! — Его губы дрожали, и он вне себя от ярости потрясал огромными кулаками.
Бесси испугалась, но, будучи не робкого десятка, встала и выпрямилась во весь рост.
— Если вы будете продолжать разговаривать таким образом, — сказала она, — я позову дядю. Я повторяю вам, что не выйду за вас замуж, Фрэнк Мюллер, и ничто не заставит меня сделаться вашей женой! Мне очень вас жаль… но я не подавала вам никакого повода ухаживать за собой и никогда не выйду за вас, слышите, никогда!
Некоторое время он стоял молча, глядя на нее, и наконец разразился диким смехом.
— А все же в один прекрасный день я добьюсь своего! — пригрозил он и, повернувшись, ушел.
Немного спустя Бесси услышала конский топот и разглядела мчавшегося вдоль по аллее несчастного воздыхателя. В это же время до ее слуха долетел чей-то болезненный крик позади дома, и, отправившись посмотреть в чем дело, она увидела готтентота Яньи, катавшегося по земле и произносившего какие-то ругательства и проклятья. Из раны на боку, за которую туземец держался рукой, обильно текла кровь.
— Что это такое? — спросила она.
— Баас [16] Фрэнк! — простонал он. — Баас Фрэнк стегнул меня бичом.
— Животное! — воскликнула она, и слезы негодования навернулись на ее глазах.
— Ничего, мисси, ничего, — отвечал готтентот, побледнев от злости, — одним ударом больше — вот и все. Я зарублю еще отметку себе на память. — С этими словами он подал ей длинную палку, с которой всегда ходил и на которой находились разной величины отметки. — Пусть его глаза видят лучше, нежели у сокола, пусть он скрывается в траве лучше змеи, но когда-нибудь он еще встретится с Яньи, и Яньи сумеет за себя постоять.
16
Баас — господин (африкаанс).
— Что это Фрэнк Мюллер ускакал так неожиданно? — спросил старик племянницу, когда она вернулась на веранду.
— Мы немного с ним повздорили, — коротко отвечала Бесси, не желая посвящать дядю в подробности недавнего разговора.
— В самом деле? Будь осторожна, моя милая, с таким человеком, как Фрэнк Мюллер, ссориться опасно. Я его давно знаю, он очень зол, когда бывает раздражен. Видишь ли, друг мой, можно сойтись и с буром, и с англичанином, но трудно приручить собаку смешанной породы. Последуй моему совету и помирись с Фрэнком Мюллером.
Благоразумный совет этот, однако, не смог убедить Бесси, которая все еще находилась под впечатлением произошедшего разговора.
Глава V
Это был сон
Оставив Бесси на веранде, Джон Нил взял ружье и свистом подозвал пойнтера Понтака, затем вскочил на лошадь и отправился на охоту за куропатками. Склоны холмов, окружающих Ваккерструм, покрытые высокой красной травой, изобилуют множеством дичи, и для охотника составляет истинное наслаждение слышать, как при восходе солнца на все голоса заливаются птицы. Выехав за околицу, Джон направился к холму, возвышавшемуся позади дома.
Лошадь осторожно ступала между камнями, а пойнтер Понтак бежал впереди на расстоянии двухсот или трехсот ярдов. Вдруг собака остановилась перед кустом мимозы, словно чем-то пораженная, и Джон поспешил к ней. Понтак стоял точно окаменелый, и лишь временами поворачивал голову, желая убедиться, идет ли хозяин. Джон знал, что это означает. Умный пес всегда трижды поворачивал голову, и если затем не слышал выстрела, бросался вперед и разгонял дичь. От этого правила он не отступал никогда, так как выдержка его также имела предел. На этот раз Джон, однако, прибыл раньше, нежели истощилось собачье терпение, и полный счастливого ожидания стал медленно подбираться к кусту, держа в руке ружье со взведенными курками. Собака бросилась на добычу с пеной у рта и выражением крайнего остервенения в глазах. Она была уже подле мимозы и наполовину скрыта в красной траве. Дичь не вылетала. Вдруг что-то зашумело в траве, и масса перьев тяжело поднялась в воздух. Это оказался выводок по крайней мере из двенадцати пар, ютившихся друг подле друга недалеко от брошенного колеса. Джон выстрелил, но слишком рано — и промахнулся. Затем последовал вторичный выстрел с таким же успехом. Здесь мы опустим завесу, чтобы не быть свидетелями последовавшей за сим немой сцены. Достаточно сказать, что Джон и Понтак глядели друг на друга с чувством презрения.
— Это все ты, дурак, — говорил Джон Понтаку, — я думал, ты сумеешь поднять выводок, а ты только напрасно меня поторопил.
— Как же, — казалось, отвечал Понтак, — нечего вину сваливать на меня, когда не умеешь стрелять. И к чему мне было делать стойку? Есть от чего собаке прийти в отчаяние!
Выводок, или лучше сказать, собрание старых птиц, ибо этот род куропаток собирается вместе незадолго до периода высиживания, рассеялся по всем направлениям, и Понтаку стоило большого труда его разыскать. На этот раз Джону удалось подстрелить одну из них — прекрасный экземпляр куропатки с желтыми лапами — и промахнуться по другой. Понтак вновь сделал стойку, и Джон снова подстрелил пару. Продолжение охоты оказалось несравненно удачнее начала.
Жизнь представляет много восхитительных мгновений для людей, но я сомневаюсь, есть ли на свете что-либо выше радости истого спортсмена (даже если он только посредственный стрелок), когда он возвращается домой с охоты, нагруженный добычей. Приятны для политического деятеля крики избирателей, возвещающие его триумф. Приятно для отчаявшегося уже писателя неожиданное признание критикой его таланта, помещенное на столбцах «Субботнего обозрения». Приятно для всех мужчин выражение любящих женских глаз и прикосновение нежных уст. Мы же испытали все эти радости и по совести можем сказать, что для заядлого охотника несравненно приятнее вид распущенных крыльев летящей птицы, прикосновение ружейного ложа, внезапный и вместе с тем страшный переход от жизни к смерти и затем — медленное падение тяжелой массы, увлекаемой силой инерции еще на несколько ярдов от того места, где птица была застигнута выстрелом. Может быть, в следующую сессию политический деятель будет освистан, на следующий год счастливый писатель будет отделан в том «Субботнем обозрении»; на следующей неделе вам уже опротивеют нежные ласки или — что вполне возможно — они будут расточаемы другим. Суета сует, читатель, все суета! Но если вы истый охотник, хотя бы и неважный стрелок, то для вас всегда будет составлять наслаждение идти на охоту, и если ваша охота была удачна, то нет на земле радости, подобно той, которая светится в ваших честных глазах (ибо все охотники народ честный). Охота — великий спорт; жаль только, что она в то же время и жестокая забава.