Джей-Под

Коупленд Дуглас

– Угу. И вся постель в гриме.

– Не смейся над моей бедой!

– Ты под кайфом? Молчание.

– Ковбой, ты под кайфом?

– Ну, немножко.

– Ты же знаешь, что тебе нельзя пить сироп от кашля. «Робитуссин» тебя вгоняет в депрессию. Это твой криптонит.

– Но девчонки пили, я не мог перед ними сдрейфить.

– Ковбой, а если бы эти голые девчонки стали прыгать в пропасть, ты бы тоже за ними прыгнул?

– Конечно.

Я призадумался. Ковбой вздохнул:

– Ты не представляешь,

как это ужасно! Будто Рональд заглянул мне в глаза и увидел, что внутри меня мертвец.

– Ты где конкретнее?

– В «Денниз» на Марин-драйв.

– Одеться хоть успел?

– Типа того. На трусы времени не хватило; любимую кепку тоже забыл.

– Буду через пятнадцать минут. Я сел в свою машину.

Ничто так не проветривает мозги, как езда по пустому шоссе. Сколько раз я спасал Ковбоя от всяких галлюцинаций о сексе и смерти? Многовато. В этот раз нужно поставить точку. Заезжая на стоянку, я репетировал речь.

Ковбой сидел в отдельной кабинке, сгорбившись над чашкой кофе.

– Три байкерши? Я тебя умоляю. Давай начистоту.

– Ты мне не веришь?

– Не верю. Девушки редко попадают в компанию байкеров. А если попадают, то со своими парнями. Кто они были на самом деле?

– Как ты мог усомниться!..

– Я уже зеваю.

– Ну ладно, ладно… Обычные шлюшки.

– Я так и знал! Где ты их подцепил?

– В кофейне на Марин-драйв. Они сидели за соседним столиком. Уже напились «Робитуссина». Мы встретились глазами и… все случилось само собой. Ну, Итан, кто станет планировать секс вчетвером!

Мы заказали по большому завтраку и, когда еду принесли, без особого энтузиазма потыкали в яичницу вилкой. Наконец Ковбой сказал, что ему полегчало, и извинился, что втягивает меня в свой порочный образ жизни.

Мы вышли из «Денниз» в половине пятого утра. На заднем сиденье у меня лежала гора кухонных принадлежностей, которые я обещал вернуть матери. Поскольку я как раз проезжал мимо, то решил, что прямо сейчас их и завезу. Я заехал в гору, повернул на улицу, где жили родители – и перед живой изгородью увидел «туарег». На крыше «туарега» стояла коробка, завернутая в золотую фольгу, с большим шелковым бантом. Дверь водителя была открыта. Я медленно проехал мимо и увидел за рулем Стива. Я остановился и вышел. Стив брился, глядя в зеркало заднего вида.

– А, Итан! Привет! Э-э… Как дела?

– Стив, почему ты бреешься перед домом моих родителей без пятнадцати пять утра?

– Это не то, что ты подумал.

– То есть?

– Твоя мать – удивительная женщина.

– И?

– По-моему, я влюблен. Я заткнулся.

– Я знаю, что она на пятнадцать лет старше меня, но не могу отделаться от мыслей о ней.

– Стив, она замужем за моим отцом. И вообще, дарить людям подарки без пятнадцати пять? Это что за бред?

–

Я хотел подождать до шести.

– Стив, давай ты сейчас поедешь домой, а я забуду все, что слышал.

– Мне нужно хоть немного о ней поговорить. Можно? Мне не с кем поделиться своими чувствами, и я очень мучаюсь.

– Я думал, ты женат.

– Разведен.

– Хорошо, давай так: я разрешу тебе пять минут поговорить о моей матери, только не о сексе. Взамен я задам тебе несколько вопросов про «Скейтборд-Икс».

– Договорились.

– Я первый. Зачем ты убиваешь потенциально успешную и классную игру своей жалкой черепахой?

– Ну, почему жалкой?

– Нет, не ври, а то я не буду говорить с тобой о маме. Сам знаешь, что твоя идея – дерьмо. Что-то тут нечисто…

– Моему сыну нравятся черепахи.

– Знаю. И что?

– Мне не разрешают с ним встречаться.

– Почему?

– Не хочу говорить.

– То есть ты суешь в нашу игру черепаху, чтобы найти общий язык с сыном?

– Да.

– А ты хоть знаешь, сколько человеколет уходит на производство игры? Сколько энергии, сколько души в это вкладывается? И ты бросаешь это все коту под хвост, чтобы угодить своему сыну?

– Да. Джефф того стоит.

– Джефф? Ты же говорил нам, что его зовут Картер.

– Наврал.

Послышались первые птичьи трели.

– Стив, – начал я. – Пришли сыну корзинку фруктов. Открытку с днем рождения. Букет гербер, наконец! Но не обрекай нашу игру на забвение просто потому, что не научился быть нормальным отцом!

– Я понимаю твои чувства, Итан, но мой психолог сказал: если я не доведу до конца дело с Джеффом-черепахой, я вполне могу скатиться в яму отчаяния, из которой не вылезу никогда.

– С меня хватит! Я поехал.

– Итан! Теперь я говорю о твоей матери. Ты обещал!

– Ладно. Не забывай, что она замужем за моим отцом и они прожили вместе всю жизнь. Так что учти, у тебя нет никаких шансов.

– Я знаю.

Я посмотрел на часы.

– На старт, внимание, марш!

– С чего начать? Ну, она испекла мне пирог с черникой. Когда она дала его мне, аромат начинки смешался с ароматом ее духов, и я почувствовал…

– Стоп. Это слишком личное.

– Она положила его В матерчатую салфетку, а не в бумажную…

– Все, сделка отменяется! У меня уши в трубочку свернулись! И я оставил Стива там, недобритого и обалдевшего от

любви.

Вставало солнце – сияющий персик в пене розовых облаков. По мосту Лайонз-Гейт еще никто не ехал; утки крякали, как сумасшедшие. Ближе к дому на асфальте начали попадаться наркоманские шприцы и обертки от жевательных резинок. Они поблескивали, как спрайты Марио.

На Кифер-стрит ставили овощные лотки. Когда я проезжал мимо, зазвонил телефон. Бри.