Джеймс Хэрриот. Биография
Шрифт:
Об этом свидетельствуют его письма. В 1940 году он писал из Сандерленда: «Вот 30 шиллингов из моего жалованья. Купи себе десяток „Вудбайнов“, Папаша!» И из Тирска в 1941-м: «Надо же, как трудно экономить деньги! Я трачу немного, а послал вам всего сорок фунтов с тех пор, как приехал сюда. Хотелось бы побольше». В более поздние годы, посылая родителям деньги, он называл их «пенсией». За все это время, должно быть, набралась приличная сумма, — ведь Альф не пропускал почти ни одной недели.
В 1958 году он купил родителям дом в Глазго. Прежний дом они арендовали, и владелец решил продать его, поэтому перед ними встала необходимость найти себе новое жилье. Альф заплатил за него 1000 фунтов —
Всю свою жизнь Альф Уайт не получал никакой финансовой помощи. Учитывая его щедрость и чувство ответственности, нетрудно понять, почему в то время он испытывал денежные затруднения, — впрочем, как и большинство его коллег. Естественно, он переживал, узнав, что на его счету всего 20 фунтов, но он не позволил этому портить его жизнь, наполненную смыслом и многообразием интересов.
Однажды, в начале 1960-х, приехав домой на каникулы, я наткнулся на небольшую рукопись в одном из ящиков стола. Это был короткий рассказ о футболе, и назывался он «Левый крайний». Я сел и сразу же прочитал его. Машинописный текст пестрел пометками, сделанными знакомой рукой отца. Я обратился к нему.
— Очень хороший рассказ, — сказал я. — Его написал ты?
— Да, — смущенно ответил он. — Тебе правда понравилось?
— Очень! Почему ты не пошлешь его в издательство или в какой-нибудь журнал?
— Я посылал, — сказал он. — Сразу в несколько.
— И что?
— Похоже, никому это не интересно. — Он задумался и добавил: — Но тебе он понравился? — Казалось, его чрезвычайно волновало мое мнение.
— Да, понравился!
По-видимому, мой ответ его удовлетворил, и он оставил эту тему.
Отец писал уже пару лет, и я решил, что это одно из его новых «увлечений». Правда, у него обнаружились незаурядные способности, и относился он к своему последнему хобби несколько серьезнее, чем к другим. Однако я по-прежнему думал, что — как и со многими другими интересами — его пыл скоро остынет, и он увлечется чем-нибудь еще. Я ошибался.
Глава 20
— Можно взять твой журнал, Джоан? — однажды с непривычным смущением спросил Альф свою секретаршу. Джоан Дрейк поступила на работу в клинику сразу после школы, в 1959-м, и ей казалось, что за четыре года она хорошо узнала своего шефа. Она легко могла представить его с кружкой пива в компании друзей или на переполненном стадионе, но он определенно был не из тех, кто читает женские журналы. Просьба показалась ей странной, и она внимательнее всмотрелась в лицо шефа.
— Прочитаю и сразу верну! — заверил он. Заметив недоумение секретарши, он добавил чуть тише: — Хочу взглянуть на рассказы.
Многие, в том числе и Джоан Дрейк, не знали, что Альф вот уже несколько лет все больше времени посвящает писательству, черпая идеи и информацию везде, где только можно. Примерно в конце 1950-х он накупил книг по искусству слова и в свободное время неуверенно стучал одним пальцем на пишущей машинке.
Альф давно мечтал написать книгу. Я помню, как он говорил об этом, когда я еще учился в школе. В письме Джоан его родителям от 2 октября 1955 года я обнаружил интересный факт: «Должна сказать, дома царит необычайное волнение, — ведь завтра у Альфа день рождения. Угадайте, что я купила ему в подарок? Пишущую машинку! Уверена, теперь он будет писать вам гораздо чаще; может, даже возьмется за книгу, о которой говорит вот уже больше тринадцати лет!»
Джоан практически с первого дня знала о желании Альфа написать книгу, однако прошло больше двадцати лет, прежде чем он всерьез задумался о воплощении своей мечты.
Почва была подготовлена:
Альф начал писать всерьез после того, как оправился от нервного расстройства, но быстро понял, что это не так просто, как ему казалось. Года полтора он так и сяк переделывал свою историю и, в конце концов, пришел к заключению, что ходит по кругу. Его книга — набор длинных предложений с цветистыми определениями — напоминала, по его выражению, «школьное сочинение, притом плохое». Надо было подумать.
Страницы первого опуса Альфа сплошь покрыты исправлениями, — вероятно, у него ушло много часов на переписывание книги. В итоге получился немного бессвязный сборник рассказов о фермерах и его друзьях-ветеринарах, Дональде и Брайане, которых он назвал Эдвардом и Генри Вернонами. Некоторые эпизоды войдут в его первую опубликованную книгу, но они — лишь слабая тень того отточенного мастерства, которое появится спустя годы.
Альф печально подводил итог своих усилий, и вдруг ему в голову пришла одна мысль. Его книга, в сущности, была сборником рассказов, практически не связанных друг с другом. Его всегда восхищало искусство короткого рассказа, он всю жизнь зачитывался такими мастерами жанра, как Конан Дойл, Герберт Уэллс и О’Генри. Альф решил на время отложить идею большой книги и попробовать себя в коротком рассказе. Объезжая фермы, он внимательно слушал рассказы по радио в машине и думал: «Я ведь могу не хуже». К нему вернулось чувство уверенности в своих силах, и он с волнением взялся за дело.
Около года Альф писал истории о футболе, гольфе, активном отдыхе и человеческих отношениях в целом. Перечитав их много раз, он решил, что они неплохо получились и его слог совершенствуется. Альф был доволен плодами своих трудов. Ему стало интересно, что о них скажут другие люди. Он решил рискнуть и послал несколько рассказов в разные журналы и газеты, а также Британской радиовещательной корпорации Би-Би-Си. Может, какой-нибудь напечатают.
Существует распространенное мнение, что Джеймс Хэрриот написал бесчисленное множество рассказов, которые так и не увидели свет. На самом деле их было немного. При напряженной работе в практике отцу удавалось писать лишь урывками, и результатом его трудов стали семь или восемь рассказов. После его смерти я нашел в кабинете один из них, который никогда не читал. Он назывался «Именины» и описывал чувство неловкости, которое испытывал мужчина средних лет во время субсидируемого похода со своей юной дочерью. Я долго читал рассказ: я рыдал от смеха, и мне приходилось прерываться, чтобы вытереть слезы.
В то время мне очень нравились рассказы отца, но, видимо, не все разделяли мое мнение. Издательства не желали публиковать его сочинения. Рукописи приходили обратно, и он научился, по его словам, «распознавать омерзительный глухой звук, с которым рукопись падает за дверь через щель почтового ящика». Похоже, никому не были нужны его работы. К тому же отец не получил ни одного комментария или ободряющего слова. Он упал духом. Никто не проявил ни малейшего интереса к рассказам Джеймса Альфреда Уайта, никто не разглядел в нем потенциального писателя.