Джейн Остен расследует убийство
Шрифт:
– Довольно! Сейчас не время юным леди разгуливать без сопровождения. Говорю вам, эта страна летит ко всем чертям. Пойдем, Мэри, я провожу тебя обратно к твоей матери. – Брызги слюны взлетают в воздух, когда мистер Крейвен берет Мэри за руку. – Мисс Остен, если у вас есть хоть капля здравого смысла, вы пойдете домой и останетесь там, пока мы не поймаем негодяя.
Мэри бросает на Джейн панический взгляд, пока дядя ведет ее к двери. Джейн застыла на месте. Возможно, для молодой леди в высшей степени неприлично оказаться пойманной во время побега с бала, и Джейн с радостью соглашается на то,
– Наглый, невежественный дурак! – бормочет девушка себе под нос, как только они с миссис Твистлтон остаются одни. – Банда проходимцев! Как удобно для сэра Джона придумать такую историю! И какое отношение к этому имеет тот факт, что она была француженкой?
– Остановитесь, мисс Остен! – Хорошенькие черты миссис Твистлтон становятся жестче. Теперь, когда мистер Крейвен ушел, перед Джейн совсем другая женщина. – Не вам и не мне перечить баронету. Это земли его предков, и он знает их лучше, чем кто-либо другой.
Джейн поражена преображением экономки.
– Но разве это не странно? Я в последнее время не слышала о каких-либо незнакомцах поблизости, а вы?
Миссис Твистлтон хватает Джейн за локоть:
– Пойдемте, мисс Остен. Я провожу вас.
Джейн слишком потрясена, чтобы протестовать, когда ее быстро отводят к порогу. Как только она выходит на улицу, миссис Твистлтон захлопывает дверь за ее спиной.
Джейн стоит на ступенях в состоянии взволнованного замешательства. Почему все готовы поверить в такую очевидную чушь? Миссис Твистлтон работает у сэра Джона. Она, пожалуй, чувствует себя обязанной защищать его, но у мистера Крейвена не должно быть такой причины для пристрастия. Он явно ослеплен подобострастным уважением к баронету. Ну все. Мистер Крейвен не оставил Джейн выбора. Если он не будет расследовать убийство мадам Рено с должным усердием, то это должна сделать Джейн – иначе некомпетентность магистрата позволит убийце молодой женщины остаться на свободе.
Глава четвертая
Умирая от жажды, с взмокшими от пота подмышками, Джейн бредет по подъездной дорожке к безукоризненно белым дверям Мэнидаун-хауса. Это большое поместье находится в добрых трех милях ходьбы от Дин-хауса. Джейн устремляет взгляд на глицинию, растущую вдоль широкого здания из красного кирпича. В это безрадостное время года растение выглядит печально корявым. Мистер Крейвен может отослать Мэри в детскую, как непослушного ребенка, но Джейн отказывается поддаваться запугиваниям. Она находится в полной безопасности, шагая по главной дороге средь бела дня, особенно когда половина жителей графства отправилась на поиски убийцы. Внутри у Джейн все закаменело, и по пути она вздрагивала при приближении любого экипажа, но ей нельзя терять время, и пора начать собственное расследование.
Она начнет с Алетии Бигг. Джейн и Алетия познакомились с модисткой в одно и то же время, и пока что Алетия дала магистрату единственную зацепку, по которой он должен двигаться дальше. Джейн еще не достигла портика в греческом стиле, а дворецкий уже открыл одну из двойных дверей. Ей навстречу выходит Алетия в ярко-фиолетовом платье, которое
– Увидела тебя в окно. – Алетия прикладывает ладонь ко лбу, защищая свои золотисто-карие глаза от резкого солнечного света. Слои ее тонкой юбки развеваются на ветру, и она напоминает мачту корабля, несущегося по волнам. – Прикажу подать чай, хорошо? Ты такая растрепанная!
– Что ж, спасибо, Алетия. – Джейн входит в дом и сбрасывает плащ. – С твоего позволения замечу, что сегодня утром ты тоже выглядишь неряшливо.
Алетия хихикает, не обращая внимания на оскорбление, как женщина, которая знает, что она красива и изящна. Она ведет подругу через выложенный мраморной плиткой вестибюль, грациозно постукивая туфельками, в то время как Джейн идет позади в своих прогулочных ботинках. Девушки входят в гостиную, окна которой выходят на ухоженный парк. Алетия усаживается на диван голубоватого оттенка.
– Почему ты бродишь по окрестностям в одиночку? Разве не слышала, что убийца на свободе?
– Именно поэтому я здесь. – Джейн располагается в кресле с откидной спинкой рядом с ласковым пламенем, играющим в камине из каррарского мрамора. Светлая и просторная комната оклеена обоями в китайском стиле и украшена хрустальными вазочками с ароматической смесью из лепестков роз. Пока Джейн делится приводящими в бешенство подробностями своей встречи с магистратом, лакей вносит лакированный чайный поднос и ставит его на низкий столик между девушками.
– Боюсь, мистер Крейвен обошелся со мной примерно так же. – Алетия наливает чай из японского чайника. На глазурованном фарфоре женщины в кимоно бродят среди пагод, а позади них возвышается заснеженная гора. Все чайные принадлежности из сервиза украшены позолотой и такие тонкие, что кажутся прозрачными. – Как только я рассказала ему про ожерелье, он полностью утратил ко мне интерес.
– Значит, ты тоже заметила украшение, когда мы встретились с ней в Бейзингстоке? – Джейн берет свою чашку с блюдцем, отказавшись от сливок, предложенных Алетией. Она предпочитает черный чай с сахаром – если он есть. В Мэнидаун-хаусе она может взять целый кусок сахара без каких-либо упреков в обжорстве.
– Оно показалось мне таким необычным со всеми этими милыми маленькими жемчужинками. Но я согласна, это была просто безделушка по сравнению с драгоценностями, в которых красовались дамы на балу.
– Вот именно. – Джейн берет щипцами кусочек сахара и кладет его в свой чай, а затем помешивает, постукивая серебряной ложечкой о край чашки, чтобы кристаллы растворились. – Ты видела размер ограненных бриллиантов в тиаре леди Харкорт?
– О нет, они явно поддельные. – Алетия морщит свой веснушчатый нос.
– Поддельные? Откуда ты знаешь? – Джейн отпивает чай, слишком мучимая жаждой, чтобы дать ему остыть. Он слишком сладкий. Девушка морщится. Странно, что леди Харкорт предпочла поддельное украшение, а не настоящие драгоценности. Возможно, она так часто носила бриллианты своих предков, что устала от них.
– Все дело в блеске. – Алетия взмахивает длинными белыми пальцами. – А вот колье Софи определенно было настоящим.
– Конечно. Ты знала, что ее приданое, по слухам, составляет тридцать тысяч фунтов?