Джейн Остен расследует убийство
Шрифт:
– Действительно.
Стебли лаванды выделяются на фоне приглушенной зелени шалфея и тимьяна, подвешенные для просушки над камином. Джейн представляет, как госпожа Калхэм высыпает щепотку сухих лепестков в теплую воду и обмакивает тряпку, чтобы обмыть тело мадам Рено так же нежно, как она когда-то стирала песок с поцарапанных колен Джейн.
Госпожа Калхэм причмокивает губами.
– Довольно об этом. Зачем ты пришла?
Джейн склоняет голову набок:
– У меня должна быть причина, чтобы заглянуть в гости?
Деревянной
– Я бы сказала, что обычно так и есть.
Она варит баранью шею с розмарином. Джейн не нужно заглядывать внутрь котелка: она догадывается по аромату. У нее урчит в животе.
– Как идут дела, няня? Ты часто принимала роды в последнее время?
– Да. Вообще-то меня вызвали вчера вечером.
– Надеюсь, все прошло хорошо?
– Такова была воля Божья. – Локон на затылке выбился из-под косынки. Некогда волосы леди Калхэм были цвета карамели. Теперь в них пробивается серебро. Когда это случилось?
Джейн прикусывает губу.
– Полагаю, при такой работе тебе пришлось привыкнуть к этому. То есть к смерти.
– Нам всем рано или поздно придется привыкнуть к этому, Джейн.
– Да… но тебе наверняка приходилось выполнять довольно неприятные задания. – Джейн проводит кончиком пальца по узелку на поверхности стола. – Например, готовить к погребению мадам Рено в Дин-хаусе.
– Ну вот. – Госпожа Калхэм упирает кулаки в свои широкие бедра. – Так и знала, что ты охотишься за пустыми сплетнями об этой бедной девочке!
– Я не сплетничаю. Просто убийцу еще не поймали.
– И, я полагаю, ты воображаешь, будто сможешь выследить его лучше, чем магистрат?
Джейн выпрямляется, ее лопатки задевают деревянные перекладины на спинке стула.
– Почему бы и нет?
– Действительно. – Госпожа Калхэм вытирает щеку тыльной стороной ладони. – Почему бы и нет? Я всегда говорила, что из всех детей семьи Остен только ты можешь делать все, что захочешь. Если, конечно, сумеешь сосредоточить на этом свой блуждающий разум.
Джейн продолжает ковырять узелок на столе, глубоко вдавливая кончик пальца в углубление.
– Итак, что ты можешь рассказать мне о мадам Рено?
– Ничего. – Госпожа Калхэм поворачивается спиной к Джейн, яростно тыкая баранью кость деревянной ложкой.
– Тебе не нужно ни от чего меня ограждать. Это я опознала ее.
– Ну естественно.
– Мы пытались закрыть ей глаза, но они не закрывались. Как думаешь, почему так? – Джейн кое-что понимает в том, что происходит с организмом в первые дни и часы после смерти, но как акушерка госпожа Калхэм гораздо экспертнее. Ее уверенные руки не только приносят жизнь в мир, но и готовят тело к прощальному погребению в землю.
Ее плечи поднимаются и опускаются.
– Думаю, было слишком поздно. Она уже окоченела.
– И сколько времени обычно требуется, чтобы это произошло?
–
Джейн мысленно возвращается к показаниям Ханны.
– Итак, если мадам Рено не лежала в чулане на закате, но к десяти часам вечера она была мертва достаточно долго, чтобы ее тело успело окоченеть, из этого следует, что она была убита между четырьмя и семью часами вечера.
Госпожа Калхэм оборачивается через плечо и встречается с ней взглядом.
– Скорее всего. Если только ее потом не переместили.
Джейн представляет огромную лужу крови вокруг головы мадам Рено.
– Нет. Слишком много крови. Повсюду остались бы следы. И ее ударили грелкой для постели, которая, как я предполагаю, хранилась в чулане для белья.
Госпожа Калхэм глубоко вздыхает, ее грудь вздымается.
– Что ж, как бы я ни предостерегала тебя не лезть не в свое дело и держаться подальше от неприятностей, не то чтобы ты когда-нибудь меня слушала. – Она хмурится, отчего на ее обычно веселом лице появляются глубокие морщины. – Надеюсь, ты узнаешь, кто это сделал, я действительно надеюсь, Джейн. Когда я думаю об этих бедных душах, оставленных погибать таким ужасным образом…
– Этих?! – Джейн наклоняется вперед, опершись локтями о стол. Госпожа Калхэм настолько молчалива, что редко оговаривается. Убили кого-то еще? Конечно, до Джейн уже дошли бы слухи, если б это было так.
– Я имела в виду ее. Мадам Рено. – Няня взмахивает деревянной ложкой, разбрызгивая бульон по камину.
– Тогда почему ты употребила множественное число?
– Что я употребила?!
– Почему ты сказала «эти бедные души»? Как будто их было больше одной?
– Ох, Джейн, ну что ты пристала со своими вопросами! – Госпожа Калхэм поднимает глаза к деревянным балкам, тянущимся через низкий потолок. – Знаешь, мне было больно отправлять твоих братьев и сестру обратно к вашей матери, но когда она пришла за тобой, я обрадовалась грядущему покою!
Джейн надувает губы и опускает подбородок. Она смотрит на госпожу Калхэм из-под ресниц, как иногда делает Генри, когда разговаривает с женщинами. Госпожа Калхэм фыркает:
– Она ждала ребенка. Я бы сказала, месяцев через пять. Довольна?
Все тело Джейн обмякает. Итак, погибла не только модистка: невинная жизнь, растущая внутри нее, тоже угасла. Бедный месье Рено. Кто-нибудь уже сообщил ему о жестокой смерти его жены? Что, если у мадам Рено есть другие дети? Как они справятся без матери? Об этом слишком больно думать.
За окном цокают лошадиные копыта. Госпожа Калхэм выглядывает через освинцованное стекло.
– Какого дьявола они здесь делают?
Через окно Джейн видит, как мистер Крейвен спрыгивает со своей вороной кобылы. Мистер Флетчер, владелец «Дин Гейт Инн» и приходской констебль, подъезжают в открытом фургоне.