Джиахон Фионаф
Шрифт:
Маруся и Вовка жались к Диме и слушали, разинув рты. А обе мамы очень удивлялись, — раньше, бывало, никак не загонишь ребятишек вечером из сада, а теперь малыши сами следили, чтобы к девяти уже непременно быть дома.
Но не всё, о чем думалось Диме, рассказывал он Марусе с Вовкой. Они же ещё малыши, разве они поймут, как Диме хотелось бы быть сильным-сильным и смелым-смелым, и вот сразиться бы со страшным Джиахоном Фионафом, и победить его, и заставить служить себе… Дима освободил бы всех пленников, заточённых в невидимом замке злого волшебника, и заставил бы его сделать этот замок видимым, и заставил бы его снести противную старую калитку, а на её месте высились бы красивые высокие ворота, и Дима поселился бы сам с мамой, папой и Вовкой в этом замке и поселил бы в нём всех, кого обидел и обездолил жадный Джиахон Фионаф, и роздал бы Дима им все несметные сокровища из замка… А потом… потом Дима узнал бы от побеждённого великана секрет, как становиться невидимым, и вот тогда… ого! Сколько чудесных дел натворил бы тогда герой Дима!..
И придумывалось, и придумывалось без конца новое и новое, одно увлекательнее другого, — но этого Дима никому не рассказывал.
Однажды Дима пробирался в самой чаще сада, — и вдруг остановился. Ему показалось, точно где-то пыхтит автомобиль: „Туф-туф-туф-туф…“
Дима прислушался. Странно, откуда тут быть автомобилю? Пыхтенье вдруг смолкло. Но, как только Дима двинулся дальше, — снова: „Туф-туф-туф-туф…“
Дима снова остановился. Теперь он хорошо слышал, что кто-то шевелится очень близко, у самых его ног. Он наклонился, раздвинул траву и увидел круглый, колючий комочек — ёжика. Ёжик вздрагивал всем телом и, совсем как автомобиль, громко пыхтел: „Туф-туф-туф-туф…“
— Ишь ты, какой сердитый! — рассмеялся Дима, присел на корточки и дотронулся до ёжика пальцем. Ёжик вздрогнул и стал вдруг ещё круглее и ещё колючее.
„Позову Маруську с Вовкой!“
Маруся и Вовка сидели у стола на лужайке; Маруся что-то рисовала на клочке бумаги, а Вовка, весь вытянувшись, не спускал глаз с её карандаша. Дима остановился за их спинами и, задыхаясь, сказал:
— Ежа нашёл! Скорей, а то убежит! Маруська, возьми корзину, палкой его туда закатим и домой возьмём!
Маруся бросила карандаш и вскочила на ноги, но вдруг остановилась.
— А если… если это ёж Джиахона Фионафа? — спросила она шёпотом.
— Вот глупости! Ёж как ёж самый обыкновенный. Ну, скорей!
Маруся не двинулась с места. Вовка посмотрел на неё и сказал:
— А если это ёж Джиахона Фионафа?
— Да нет же! — крикнул Дима.
— А вдруг?.. — прошептала Маруся.
— А вдруг?.. — повторил Вовка.
— Трусы вы! — рассердился Дима. — А я так вот…
— Карр!.. Карр!..
Дети оглянулись. На калитке сидела ворона. Огромная, с чёрными крыльями и большим клювом. Сидела и смотрела на детей.
Маруся закрыла лицо руками и ткнулась носом в стол. Вовка вцепился в Диму.
— Ты… чего? — спросил шёпотом Дима не то Вовку, не то ворону.
— Карр!.. — крикнула опять ворона.
Вовка заревел. Ворона тяжело взмахнула крыльями, медленно поднялась, пролетела над головами детей и скрылась за деревьями.
Вовка ревел. Маруся так и застыла, уткнувшись в свой рисунок. А Дима очень громко — только голос у него немножко дрожал — сказал:
— Мы не будем трогать ежа.
Маруся вдруг подняла голову, схватила Диму за плечи, приблизила к нему лицо и страшным шёпотом сказала:
— Видишь!
На Вовкин рёв из дачи уже бежала мама. Дима только успел шепнуть Вовке:
— Не рассказывай! Скажи, ушибся!
В тот же день вечером, — Вовка уже засыпал в своей кроватке, а Дима ещё сидел за столом и читал, — мама сказала:
— Ах, Димочка, я и забыла, что у нас чёрного хлеба нет к ужину. А с поздним поездом может папа приехать. Сбегай-ка к хозяевам, попроси до завтра немного хлеба.
Дима вышел на крыльцо. Вечер был шумный, ветреный. Весь сад качался и шумел на разные голоса. По небу быстро-быстро мчались оборванные облака, и половина луны то пряталась в них, то вдруг выскакивала на небо и тоже как будто бежала. А по всему саду бегали чёрные тени деревьев и обрывки лунных пятен. Всё бежало, побежал и Дима, и ему казалось, что в нём, отдельно от него, бежит его сердце.
А в комнате у хозяев было очень светло и совсем не страшно. Хозяин сидел за столом и ел щи, хозяйка что-то варила на примусе, а Маруся в углу раздевала куклу. Примус громко шумел, и за его шумом не было слышно, как шумит сад. Дима перевёл дух и попросил хлеба.
— Хорошо, — сказала хозяйка, — я как раз сегодня свежий испекла. Только подожди минутку, видишь, я занята. Посиди пока.
Дима был рад, что не сразу снова идти. Он подошёл к Марусе. Но Маруся смотрела на него испуганными глазами.
— Ты что? — спросил он.
Маруся ничего не сказала, только ущипнула Диму за руку и глазами показала на стенные часы. Дима посмотрел на часы, и сердце у него чуть-чуть ёкнуло. Было без пяти девять.
У Маруси задрожали губы. Она бросила куклу и подошла к матери.
— Мама, я отрежу Диме хлеба. Можно?
— Нет, нет, — сказала мать. — Ты не знаешь, от которого. Ещё чёрствого дашь. Я сейчас.
— Мамочка, Дима… спешит…
Хозяйка обернулась к Диме.
— Дима, можешь подождать минутку?
— Мо… могу… — прохрипел Дима, не отводя глаз от часовой стрелки. А стрелка всё двигалась, всё двигалась, всё ближе, ближе к девяти.
Маруся под шум примуса шепнула Диме на ухо:
— Глупый! Зачем сказал, что можешь? А вдруг не поспеешь!
— Поспею! Ничего!.. Ты не бойся! — храбрился Дима. А сам глаз не мог оторвать от стрелки.
„Пшш-шш…“ — потухал примус. Хозяйка поставила кастрюлю на стол. В полуоткрытое окно сразу ворвался шум деревьев. Хозяйка долго выбирала, от какого каравая отрезать. Дима и Маруся впились глазами в часы…