Джихангир-Император. Прошедшее продолженное время
Шрифт:
Резкий переход от проблем романтичного и страстного Рауля, роскошных нарядов Оры де Монтале, от действий подлого де Варда к мерзостям нашей российской действительности показался мне особенно неприятным.
– Ну, здорово, коли не шутишь, – хмуро отозвалась тетя Вера. – С чем пожаловал, боярин?
– А чего? – подбоченясь в седле и пуская в ход ослепительную белозубую улыбку, спросил Роман. – Или не рады мне, девчонки?
– Рады-то рады, но ехал бы ты, князев посланник, своей дорогой, – сказала
– Аль не люб я вам боле? – осторожно поинтересовался боярин, пряча улыбку.
– Езжай мимо, добрый человек, – с угрозой произнесла тетя Вера.
– И что так? – удивился младший Дуболомов и тут увидел меня. – Ага, нового кобеля нашли? Ну-ка покажись, герой, голова с дырой.
– Надо-то чего? – спросил я, поднимаясь и поворачиваясь к нему.
– Ты че тут делаешь? – тихо, но с угрозой в голосе произнес Роман, направляя на меня своего коня. – Дома сиди или при отце… Неча тебе с девками отираться, мал еще.
– А куда я пойду, ночь на дворе, – стараясь не выдать своего страха, ответил я.
– Как пришел, так и уматывай, – боярин потянулся за плетью.
Он пустил своего чертова жеребца на меня. Конь пошел мелкими шажками, играя мускулами на широкой груди, что есть силы бухая подкованными копытами и издавая пронзительное ржание.
Побежать или отскочить мне не позволила гордость, которая совершенно не к месту разыгралась после того, как я был центром внимания и восхищения десятка молодых и весьма привлекательных женщин.
Романовский конь толкнул меня. Я не удержался на ногах и свалился на Клавдию, ту самую амазонку, которая поинтересовалась, что же пишут в книгах. Клавдия пихнула соседку, та завалилась на амазонку, которая была от нее справа. Воительницы вскочили:
– Ты охренел?! – закричала Клавдия боярину, оттолкнув меня так, что я окончательно свалился.
Амазонки шумно выражали свое возмущение Роману, многие схватились за автоматы.
– Дуй по холодку, красивый, – сказала тетя Вера, – от греха. А то ведь так проучим, что не то что на бабу, на козу в сарае не встанет.
– Ладно-ладно, чертовы куклы, – боярин развернул своего жеребца и помчался во тьму. – Попомните ночь эту у меня. И пащенку вашему все равно бошку разобью.
– Извини, паренек, – сказала Клавдия, помогая мне подняться.
– Да ладно, – произнес я.
– Кобель поганый, – сказала грустная амазонка, глядя вслед всаднику.
– Сама хороша, кобыла… Что, заметила только? – зло бросила ей тетя Вера.
Грустная девушка тихо заплакала. Вера, увидев это, подошла к ней, прижала ее к себе.
Амазонка зарыдала во весь голос, уткнувшись ей в плечо.
– Учу я вас, учу, дурочки, – произнесла начальница амазонок, гладя девушку по голове. – Не ты первая, не ты последняя. К бабке сходишь, и всего делов…
Поймав мой взгляд, она резко сменила тему:
– А не попить ли нам еще чайку, красавицы?
Женщины долго сидели молча, прихлебывая взвар из трав.
Наконец одна из амазонок не выдержала:
– И чего таким гнилым Бог красоту дает?
– Кожа белая, волосы русые, кудрявые. Плечи широкие, бедра узкие, руки сильные, ласковые. Снаружи ангел, а внутри пень трухлявый.
– Сами мы его, девки, избаловали. Все звали: «Роман, красавчик, приди, побудь».
– Что он тебе сказал?
– Что негоже родовитому боярину в жены простолюдинку брать, – ответила грустная амазонка и снова заплакала.
Я догадался, о чем идет речь, и сидел, чувствуя, как кровь приливает к щекам, стараясь глядеть в свою чашку.
– Хорош, девки, – сказала тетя Вера, взглянув на меня. – Не одни…
– А чего, пусть знает, как в жизни бывает, – сказала одна из воительниц. – Ведь годика через три таким же кобелем поганым станет…
– Если завтра ему этот придурок голову не разобьет, как обещал, – с тревогой произнесла тетя Вера.
– Я ему сам голову разобью, – запальчиво возразил ей я.
– Да ладно, не горячись, – сказала тетя Вера. – В силу войди сначала.
– А я его… – тут до меня дошло, что против ражего молодого боярина мне ничего не сделать. – А я его это… А я его из автомата, – с облегчением выдохнул я и тут же сам испугался того, что сказал.
Амазонки переглянулись с усмешкой, но промолчали.
– Ты что, и вправду можешь? – поинтересовалась грустная.
– Я умею рожки патронами набивать, собирать автомат, разбирать, знаю, как целиться.
– Да ну? – немного ненатурально удивилась грустная амазонка. – Хочешь попробовать?
Всю ее печаль как ветром сдуло, глаза загорелись решительным и злым огнем, который она тут же пригасила приветливой улыбкой.
– Да, не откажусь, – ответил я.
– Подожди, Данилушка, я скоренько, – попросила она и, резко вскочив, исчезла в темноте.
– Совсем Ленка ополоумела, – пробурчала про себя Клавдия.
Очень скоро амазонка вернулась с завернутым в холстину «мужским» автоматом, который, как я знал, назывался калашниковым.
– Ну, Данилка, вот, – произнесла она. – Покажи, какой ты молодец.
Под пристальными взглядами амазонок я развернул материю и обнаружил там новенький, в масле «калаш» без рожка. Я взял его в руки, снял с предохранителя. Тетя Вера с тревогой взглянула на меня, боясь, что я кого-нибудь случайно застрелю, но я дважды передернул затвор и спустил курок, держа ствол направленным в землю, чтобы показать, что оружие не заряжено.