Джихангир-Император. Прошедшее продолженное время
Шрифт:
– Да, мне папа показывал.
– Отлично. Беги, проверь, чтобы все было в порядке.
Я со всех ног кинулся к телеге дяди Федора. Возница потихоньку приходил в себя и лежал, кряхтя и постанывая, у копыт своей лошади. Я присел и тронул его за плечо.
– Как ты, дядя Федор? – поинтересовался я.
– Живой, – ответил он. – Что это было? Только он мне в глаза взглянул… И все.
– А папка мой где? – с тревогой спросил я.
– Да я почем знаю, – проворчал дядька.
Отец обнаружился с обратной стороны телеги. Он сидел,
Все мои попытки его разбудить ничем не кончились. Тогда мы с Федором подняли его и уложили в телегу. Он вяло отбивался и что-то бормотал. Приняв горизонтальное положение, отец, как ребенок, повернулся на бок, подтянув колени к груди и подложив ладони под голову.
Федор покачал головой от досады. «Прыщ никчемный», – пробормотал он в усы.
– Дядь Федор, – спросил я. – Где у папы запалы были?
– А тебе зачем? – поинтересовался возница.
– Князь сказал, чтобы готовились.
– Блядь, – произнес короткое и емкое слово дядя Федор. – Во попали…
Тут мое внимание привлекли звуки, которые издавал отец. Сначала я принял их за всхрапывание или всхлипывание. Но сейчас понял, это что-то другое. Я подошел ближе и стал различать торопливые, сбивчивые, злые слова:
– Ты… Ты думаешь, что победил меня, – чужим, голосом, рыча и всхлипывая, бормотал он. – Нет, мальчик, нет, говнюк. Это я тебя победил. Скоро ты на своей шкуре почувствуешь… Ты думаешь, вы сами сюда ходите… Это мы вас сюда вызываем. А князь, он в курсе, он все знает. Он сам вас нам приводит… Он отомстит тебе, сучонок… Ты не понимаешь… Как обидно умирать… Столько мыслей, надежд, памяти. Я ведь четыре языка знаю, военным корреспондентом работал, мир посмотрел, пока все это не началось… В Париже был, в Лондоне, в Тель-Авиве… Ты, мальчишка, и представить себе не можешь, сколько я видел… Проклинаю тебя… Жизнь твоя будет долгой и ужасной… Ты пожалеешь, что на свет родился, Даниил, сын архивариуса…
Отец протяжно застонал и очнулся. В сером предутреннем свете было видно, как на коже блестят крупные капли пота.
– Что ты натворил, Данилка… – с ужасом произнес отец, скорей утверждая, чем спрашивая. – Нам всем конец. Вампиры нас не выпустят. Они до Владимира дойдут. Теперь у них будет страстное желание это сделать.
Едва восток окрасился кровавым светом восходящего солнца, собрался военный совет. Придворные советники, жаробойщики, офицеры, амазонки долго на повышенных тонах выясняли отношения. Потом князь, злой и пристыженный, не поддержанный даже своими ближайшими соратниками, убрался восвояси.
Высокая статная женщина в черном плаще, почтительно сопровождаемая воеводой Гаврилой Никитичем и лейтенантом Кротовым, подошла к нашей телеге. Ее лица не было видно из-за низко опущенного капюшона. В ней чувствовались непреклонная воля, привычка повелевать и нетерпимость к возражениям.
Уверенные и быстрые движения выдавали в ней амазонку, а то, как перед ней лебезили командиры, указывало на одну из старших жриц ордена Великой Матери. Она проделала путь до Москвы в закрытых носилках.
Мы поднялись, приветствуя гостей. Женщина, не говоря ни слова, провела рукой по бочонкам газовых бомб, выдернула пробку, запустила пальцы внутрь. Она брезгливо понюхала дымовую смесь и раздраженно отряхнула ладонь.
– Архивариус Концепольский, – обратилась она к моему отцу. – Ты уверен, что эта дрянь убьет подземных чудовищ?
Я узнал ее высокий, слегка дребезжащий голос. Это была Преподобная, хозяйка своры «диких кошек», самый страшный человек во Владимире, вздорная и дотошная старуха, везде сующая свой нос. По ее приказу назначенных виноватыми наказывали быстро и жестоко.
При одном виде этого высохшего черного пугала мелкота разбегалась по углам, роняя кал. Таких, как мы с папой, она могла съесть десяток.
– Да, – немного помедлив, ответил отец.
– И на чем основана твоя уверенность? – с иронией и легким оттенком презрения спросила женщина. – Ты проводил опыты? Испытывал свое оружие в боевых условиях?
– Нет, – ответил отец.
– Знаешь ли ты, какая кара ждет тебя в случае неудачи? – грозно спросила она, откинув капюшон и прожигая нас взглядом белесых глаз на пергаментно-сморщенном лице.
– Мудрость Пророка дает мне уверенность в успехе, – ответил папа.
– Много ли проку в старых текстах? Скорость мутаций в подземельях во много раз выше. Не удивлюсь, если через два-три поколения немертвые перестанут бояться дня.
– Я уверен, – вдруг вставил я. – Вампир уговаривал меня не брать с собой газовую гранату.
– И ты послушался? – поинтересовалась Преподобная.
– Да, – сознался я.
– Ну конечно… – иронически отметила она. – Любой человек слаб, когда спит его разум. Даже ты.
– Я всего лишь мальчик, – возразил я.
– Конечно, но уже достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои слова, – ответила она. И, переменив тему, сказала, возвысив голос: – Довольно… Пора показать немертвым, кто хозяин на земле. Ты, архивариус, сбросишь на врага свои бомбы в подземелье. Твой сын пойдет с тобой. Лейтенант даст людей, сколько потребуется.
Мои амазонки окажут помощь. В подземелье они не полезут. Война – дело мужчин. Но вот если вы струсите и побежите, они заставят вас вспомнить воинский долг.
Отец хотел было возразить, но понял, что это себе дороже. Тогда он попытался просить, но интеллигентская гордость не позволила ему упасть в ноги Преподобной, умоляя избавить от опасной операции ребенка.
Старуха с удовольствием наблюдала, как раздирают подвластного ей человека сильные, взаимоисключающие чувства.
Насладившись, жрица повернулась, накинула капюшон и пошла прочь. За ней засеменил воевода. Кротов укоризненно взглянул на меня, постучал по лбу и вполголоса выругался.