Джим-лифтёр
Шрифт:
3
Была душная, безлунная ночь, когда Мартинец принялся закрывать оба окна в комнате и занавешивать их одеялами. Спавший Хуан проснулся от нестерпимой духоты. Он сидел на постели, протирая глаза, и с удивлением глядел на отца.
— Зачем ты закрываешь окна, отец? — взмолился он. — Ведь мы задохнёмся от жары…
— Так нужно, — отвечал слесарь: — сейчас сюда придут товарищи.
И в самом деле, раздался тихий стук, и в лачугу Мартинеца начали поодиночке приходить люди. Они здоровались и молча рассаживались у колченогого стола.
Хуан знал всех. Тут были
— Сядешь у двери и будешь прислушиваться, — сказал он сыну. — Если услышишь что-нибудь подозрительное, дашь знать.
— А на улице кто будет сторожить? — шопотом спросил Хуан.
— Там уже стоят молодой Косме и шофёр Иполито, — сказал отец. — Ну, друзья, начнём, — обратился он к остальным.
Все головы склонились над столом. Отец развернул лист бумаги.
— Читай вслух, Мартинец, — сказал кузнец. Пускай все ещё раз послушают…
Со своего места у двери Хуан услышал голос отца. Тихо и внятно раздавались в низенькой комнатёнке удивительные слова. Мир всем народам. Счастливая жизнь всем народам Спокойный сон матерям. Счастливое, спокойное детство детям. Больше не должно быть ни бомбёжек, ни войн. Не будет сирот, как Лолита, не будет разрушенных домов, как дом доктора Хоакина. Хуан старался не проронить ни слова. Он не все понимал, что читал отец, но там были такие хорошие слона, что хотелось вскочить и закричать от восторга.
Мартинец взял тёмной большой рукой перо.
— Я напишу здесь: «По поручению рабочих Испании». Хорошо? — сказал он, оглядывая товарищей.
— Конечно. И все мы подпишем, — отозвались Амая, доктор и остальные.
Перо переходило из рук в руки, и каждый молчаливо ставил своё имя.
— Отец, а мне можно подписаться? — спросил вдруг мальчик у дверей. — Мне бы так хотелось, отец!..
Все обернулись. Хуан стоял, крепко прижав к груди худенькие руки.
— Что ж, пускай поставит своё имя, — сказал доктор Хоакин. — Будет хорошо, если люди там узнают, что даже испанские дети стоят за мир.
Остальные молча кивнули. Мальчик, задерживая дыхание, взял перо и крупно вывел под именем отца: «Хуан, его сын».
В это мгновение раздался пронзительный свист. На улице грохнул выстрел, со звоном разбилось стекло, и задыхающийся голос прокричал:
— Дом оцепляют, спасайтесь! Франкисты!..
Бенито стукнул кулаком по лампе — и сразу наступила тьма. Хуан стоял у стола, и сердце его колотилось так, что, казалось, сейчас прорвёт рубашку.
Он услышал голос отца:
— Так. Ясно. Они узнали про Обращение и хотят нас захватить с ним…
Отец в темноте нащупал руку Хуана и притянул его к себе:
— Задняя дверь выходит на пустырь… Он спускается к реке… Попробуем прорваться, друзья!
— Сдавайтесь! — заорало несколько голосов у самого окна. — Всё равно вам не выйти отсюда!
— Идёмте! — прошептал Мартинец.
Крепко держа сына за руку, он приоткрыл
— К реке! — крикнул своим Мартинец.
Он мчался огромными скачками, зажав руку Хуана, и мальчик, задыхаясь, бежал за ним. Сзади раздался короткий залп — и Мартинец повалился навзничь.
— Отец! — Хуан припал к нему. — Тебя ранили, отец?
Мартинец чуть приподнял голову.
— Скорей!.. — сказал он, и в горле у него что-то забулькало. — Скорей, сын, возьми у меня из кармана бумагу. Ту бумагу, которую мы подписывали… Беги к Малышу… Знаешь ты, где найти Рамона?..
Хуан кивнул. Он не мог говорить. Но он знал хижину каменщиков на противоположном берегу реки, где недавно поселился Малыш.
— Ты постараешься добраться до него, Хуан… — Отец еле бормотал. Пули свистели всё сильнее. — Ты отдашь ему бумагу… И пусть он скажет там… Пусть скажет, что мы… что народ Испании за мир…
— Как же я тебя оставлю, отец? — Хуана трясло.
— Я сказал — иди! — твёрдо повторил Мартинец.
Закусив губу, Хуан вытащил из кармана отца бумагу. Пустырь осветился нестерпимо ярко: горел их подожжённый дом. Мальчик бросился на землю.
Прижимаясь к земле, он быстро, как ящерица, пополз туда, где пустырь откосом спускался к тёмной большой реке. Вот уже чуть слышно в темноте журчит вода. Хуан сползает к реке, погружается в тёмную парную воду. Он не боится — недаром мальчишки Солёной улицы считают его лучшим пловцом. Но он может грести только правой рукой — левая поднята над водой: в ней зажата драгоценная бумага. Нет, Хуан не даст ей намокнуть: там подписи всех друзей, там подпись отца!
Вода относит мальчика. Посреди реки течение сильнее. К тому же враги заметили светлое пятно на воде. Вокруг Хуана крупным дождём сыплются пули. От каждой на воде вскакивает пузырёк. «Когда дождь такой крупный, он скоро прекращается», — вспомнил Хуан. В то же мгновение что-то сильно ударяет его между плеч, и тёмная тёплая вода окутывает его с головой.
4
Уже больше двух часов Рамон-Малыш беспокойно топтался в хибарке каменщиков. Давно уже Мартинец должен был принести Обращение. Со вчерашнего дня Рамон не решался высунуть нос наружу. Кажется, за ним на Солёной улице увязался шпик. Еле удалось удрать. Хорошо, что эта хибарка ещё не привлекает внимания.
Рамон шагал и всё время курил чёрные, дешёвые сигары, так что кругом стоял туман. Шли минуты, и тревога его росла.
— Нет, выйду, посмотрю, что делается на улице, — решил он наконец.
Он толкнул дверь, но она не поддавалась. Что-то там, наружи, мешало. Малыш толкнул сильнее и услышал слабый стон.
— Кто? Кто там? — пробормотал он, схватывая свечу.
В тусклом свете он увидел маленькую, скорчившуюся на пороге фигурку. Рамон приблизил свечу к самому лицу лежащего, узнал Хуана и подхватил его на руки: