Джин Грин - Неприкасаемый. Карьера агента ЦРУ № 014
Шрифт:
– Да это мы сами с ребятами придумали.
– Ты должен мне ее записать, – сказал Рубинчик. – А то, браток, от этой морской жизни у меня уже стали появляться кое-какие «соцнакопления».
Он похлопал себя по безупречному животу
– У меня нет пера, – сказал Джин.
– А это что? – Рубинчик нагнулся и выхватил из кармана лежащей на песке куртки его, Джина, страшную ручку, таящую в себе, по крайней мере, десять мгновенных смертей.
– Ух ты! Вот это фирма! – восхищенно сказал Рубинчик, крутя ручку в руках. – Где достал?
– Дай сюда! – Джин выхватил
– Да что ты такой прижимистый? – удивился Рубинчик.
– Это японский «пайлот». Купил по случаю в Риге, – сказал Джин. – С ней надо осторожно обращаться, а то выльются все чернила.
Они легли на песок в тени высокой известковой скалы совершенно фантастической формы. Джин начал записывать на клочке бумаги систему «Атласа». Писал он осторожно, стараясь не употреблять английских терминов. Марк курил и посвистывал, наслаждаясь жизнью.
– Какая у тебя родинка забавная на руке! – сказал он. – Надо же, где села, – между большим и указательным! Вот как странно распределяется меланин.
– Да, – усмехнулся Джин, – это у нас фамильная, и у отца такая была и у деда.
– Что ты говоришь? – удивился Рубинчик. – А ведь есть кретины, отрицающие генетику.
Родинку эту напаяли Джину на кисть правой руки третьего дня на Окинаве взамен устаревших капсул, что зашиваются в воротник. В случае захвата достаточно было откусить эту родинку, и наступала мгновенная смерть.
Они были совершенно одни на небольшом пляже, полумесяцем выгибающемся вокруг удивительно красивой бухты. В открытое море из этой бухты можно было попасть лишь по извилистым коридорчикам меж бесчисленных причудливых известковых скал. Кое-где между скал был виден слепящий горизонт, там иногда проходил контур крылатого сампана. Волны тихо лизали ноздреватый песок, из дырочек выбегали крошечные шустрые крабы. Тишина, идиллия, райская жизнь…
– Слушай, Жека, – проговорил Марк. – Тебе, наверно, в этом госпитале много приходится оперировать, а?
– Конечно, – ответил Джин.
– Резекцию желудка небось уже делаешь?
Джин вспомнил, что резекция желудка у американских молодых хирургов считается эталоном зрелости.
– Да, – сказал он, – я уже сделал самостоятельно восемь резекций.
– Эх! – с досадой воскликнул Рубинчик и хлопнул ладонью по колену. – Понимаешь, старик, хирургия – моя тайная порочная страсть. Я еще после четвертого курса на практике втихаря сделал аппендэктомию, а на шестом курсе ассистировал самому Круглову, да, да, можешь не верить… ну, правда, всего лишь третьим ассистентом, крючок держал и сушил, но все-таки и лигатуру одну навел… И вот, понимаешь ли, соблазнился на романтику, ушел в судовые врачи. Жизнь, конечно, шикарная, но дисквалифицируюсь, старичок, со страшной силой. Вот отплаваю, женюсь на Фуонг, придется все сначала начинать… А ты по какому методу делаешь резекцию?
– По методу Табуки, – сказал Джин.
– Как? – изумился Рубинчик. – Табуки? Я даже не слышал. Новенькое что-то? Ну-ка расскажи с самого начала.
Джин мучительно начал вспоминать операцию, на которой он как-то ассистировал профессору Лоуренсу. Он старался употреблять только
– Ну, ты даешь, Жека, по-латыни! – восхищенно пробормотал он.
– …потом фиксируем апоневрозис, – продолжал Джин.
– Не считай меня за идиота! – вдруг заревел Рубинчик.
Джин мгновенно вскочил на колени, напрягся.
– Ты что, с ума сошел? – спросил он.
– Табуки! Какой, к черту, Табуки! Ты рассказываешь способ Вишневского! Меня не купишь! Помню все-таки кое-что! – разорался Рубинчик. – Пижон ты, Жека!
Возмущенный, он вскочил, подошел к воде, поплескался там немного и пошел обратно к Джину, с лицом счастливым и безмятежным. Он поднял руки, обнял его, потискал немного и запел, приплясывая, какую-то странную песню.
– Ты бывал, Жека, в Коктебеле?
– Нет, не приходилось.
– Знаешь, старичок, там есть где развернуться.
– Со страшной силой? – спросил Джин и подмигнул. Он уже начал усваивать лексикон ленинградских молодых специалистов.
– Ты какой водный спорт больше всего любишь? – спросил Рубинчик.
– Серфинг, – ответил Джин. – Ничего не знаю лучше серфинга.
– Что? – наморщил напряженно лоб Рубинчик. – Что за серфинг? Постой, постой… о!.. Вот я темный человек… вспомнил! Это по волне, стоя на доске, да? Так у нас этого, по-моему, вообще нет. Это где-то на Гавайях…
– Мы делаем серфинг на Балтике, – сказал Джин. Он закинул руки за голову, лег и сквозь опущенные ресницы стал следить за Рубинчиком.
– Загибаешь! – крикнул Рубинчик. – Бессовестно, по-пижонски загибаешь!
Джин усмехнулся. Парень этот, с его непосредственными, чуть ли не детскими реакциями, почти перестал внушать ему опасения. Милое дитя природы, да и только.
– Слушай, Марк, – лениво пробормотал он, – не пора ли нам в город? Железная жара, не так ли?
– Ты прав, старик. Кризис жанра, – сказал Рубинчик и поднял листочек с записью системы «Атласа».
– Любопытно, – бормотал он, читая, – динамическая ротация пелвиса… Это как же позволишь понимать, старикашечка?
Джин вскочил и продемонстрировал движение, похожее на движение хула-хупа.
– Вращение таза, стало быть? – сказал Рубинчик
– Ну да! – вскричал Джин. – Таза! Именно таза!
– А-а, – протянул Рубинчик, – пелвис ведь – это таз. Пелвис – элвис. Элвис Пресли.
– Ну да! – воскликнул Джин. – Его так и дразнили. Он пел и крутил задом, а ребята свистели и кричали ему: «Элвис-Пелвис!»
Рубинчик хохотнул и лег на песок.
– Поехали, Марик! – сказал Джин. – Я одеваюсь.
Совершенно автоматическим движением он взялся не за свои китайские штаны, а за рубинчиковские джинсы с кожаной фирменной наклейкой «Wrangler».
– Ты чего мою фирму схватил? – тихо спросил Рубинчик.
Джин засмеялся, отбросил джинсы и стал влезать в китайские штаны.
– Ты знаешь, Жека, – сказал Рубинчик, – я часто вспоминал этого вашего Августа Калиньша. Вот заводила этот рыжий…