Джин Грин - Неприкасаемый. Карьера агента ЦРУ № 014
Шрифт:
«Anatole Krause, B. A.». [9]
– Ух ты, БИ-ЭЙ! – присвистнул Джин и недобро улыбнулся.
За дверью послышались легкие женские шаги. Рука Джина потянулась к кобуре, но он заставил ее остаться в кармане брюк.
– Сэр? – сказала девушка, открывая дверь. Джин смотрел на нее. Большие серые глаза, доверчиво открытые всему самому светлому, самому прекрасному, самому романтическому в мире, о дитя Третьей авеню, мечтающее о сказочном принце на белом коне, прямо Натали Вуд – ну, цыпочка, подсадная уточка, твой принц
9
В. А. – Bachelor of Art – бакалавр искусств. (Прим. переводчиков.)
– Сэр? – повторила девушка. Глаза округлились, стали недоумевающими.
– Это квартира мистера Краузе? – спросил Джин и усмехнулся. – Бакалавра искусств?
Девушка залилась краской мучительного стыда, потом вызывающе вздернула голову.
– Да, это мой отец.
– Мое имя Джин Грин, – четко сказал Джин.
Рука снова пожелала залезть под мышку.
– Зайдите, пожалуйста, – девушка отступила в глубь квартиры. – Отца нет дома, – сказала она, когда Джин вошел. – Он редко бывает дома. Ведь он… – она запнулась, но потом снова вызывающе посмотрела на молодого денди, – ведь он коммивояжер.
– Ах вот как, он еще и коммивояжер, – протянул Джин, оглядывая прихожую, какие-то дурацкие облезлые оленьи рога, на которых висела потертая велюровая шляпа с узкими полями.
– Да, он коммивояжер, – растерянно проговорила девушка, в глазах ее впервые мелькнул страх. – А вы…
– Да я шучу, – быстро сказал Джин и широко улыбнулся. – Не знаю я, что ли, Анатоля? Ведь я работаю в той же фирме.
– Как, вы тоже из «Сирз и Роубак»? – радостно воскликнула девушка.
– Так точно, – весело подтвердил Джин. – Тоже бакалавр, с вашего разрешения. У нас там все бакалавры, но никто не спешит жениться. [10]
10
По-английски «бакалавр» и «холостяк» звучат и пишутся одинаково. (Прим. переводчиков.).
А по-японски неодинаково. (Прим. науч. редактора.)
Сверкая своими коронными улыбками, он мастерски разыграл этакого «обаяшку».
– Не смейтесь, – улыбнулась девушка. – Сколько раз я уговаривала папу снять эту дурацкую табличку…
– Напрасно уговаривали, образованием надо гордиться, – продолжал паясничать Джин.
– Значит, вы папин коллега, – кокетливо сказала девушка. – А почему я вас никогда не встречала на вечеринках у Веддингов?
– Я выбираю места поинтересней. Хотите составить компанию?
– Да ну вас! – шутливо отмахнулась она. Она прошла вперед, взялась за ручку двери и повернулась к Джину внезапно опечаленным лицом, ну просто Натали Вуд, что ты будешь делать!
– А зачем, Джин, вы к нам?
– По делу… э-э…
– Кэт.
– По делу, Катя.
– Ого, вы даже знаете, что мы русского происхождения?!
– Конечно, Катенька.
– Как смешно вы произносите! Отец вам назначил?
– Факт. Позвонил утром и говорит: «Заваливайся, Джин, вечерком».
– Ну, значит, скоро он будет. Мы никогда не знаем, когда
Она открыла дверь. Джин вошел в комнату и вздрогнул. В упор на него смотрели круглые пуговичные глаза Лефти Лешакова.
– Добрый вечер, мистер Краузе! Узнаете? – громко сказал он.
– Мы с мамой заказали этот портрет, потому что отец так редко бывает дома, – проговорила за спиной Катя.
– Я смотрю, тут просто культ нашего бакалавра, – усмехнулся Джин.
– Садитесь. Хотите кофе?
Джин сел на низкое кресло на металлических ножках и осмотрелся. В гостиной бакалавра-убийцы царил ширпотребный модерн, с головы до ног выдающий весьма скромный достаток семьи. Журнальный столик в виде почки, торшер, напоминающий коралл, дешевые репродукции Поллака, Кандинского, Шагала, и рядом – о боги! – «Три богатыря», «Иван Грозный убивает своего сына», «Запорожцы»…
– Вам нравится Поллак? – спросила, входя с подносом, Катя.
«Долго еще они собираются разыгрывать со мной эту комедию?»
– Ммм… Поллак… Да, да…
Катя поставила на почковидный столик чашки с кофе, бисквит.
– У моего отца старомодные вкусы, он терпеть не может современной живописи, кричит: «Позор модернягам!» Но эту комнату я оформила сама.
– Ммм, да, можете гордиться своим вкусом.
Она села напротив, взяла чашку в обе руки и, глядя на Джина совершенно восторженными глазами, стала дуть в чашку, вытягивая губы, словно маленькая. «А не схожу ли я с ума?» – подумал Джин.
Он переводил взгляд с этой глупенькой мечтательной девчонки на портрет гангстера с оловянными глазами.
«Неужели эта тварь так искусно притворяется? А что, если…»
– Ты здесь одна? – резко спросил он и приподнялся с кресла.
Девушка от испуга чуть не выронила чашку, обожгла себе пальцы.
– Что с вами, Джин?
Скрипнула дверь. Джин отпрянул к стене, сунул руку за пазуху.
Вошла дама средних лет, в которой, несмотря на весь нью-йоркский антураж, опытный взгляд сразу бы разглядел русскую или украинку из ди-пи – перемещенных лиц.
– Китти, у нас гости? – спросила она по-русски.
– Мамочка, это Джин Грин из папиной фирмы. Папа назначил ему встречу, должно быть, скоро приедет, – залепетала девушка, зашла за спину матери и оттуда сделала гостю несколько жестов типа «с ума сошел», «как не стыдно», «нахал».
– О, как приятно! Что же вы вскочили? Садитесь, пожалуйста, – заговорила дама на чудовищном английском.
В передней раздался звонок.
– Папа! – вскричала Катя и бросилась вон из комнаты.
«Досадно, что при Кате», – вдруг подумал Джин, но тут же отбросил эту нелепую мысль, расслабил мускулы, положил ногу на ногу, а руку приблизил к левому плечу.
В передней раздавался какой-то радостный визг, послышался звук поцелуя…
– Мама, смотри, кто к нам пришел! Дядя Тео! – и с этим криком Катя втащила в комнату пожилого мужчину.
Дядя Тео был совершенно квадратен, покрытая нежным пухом массивная голова росла прямо из плеч. Ему было страшно тесно в воротничке, и он все время задирал подбородок, стараясь обозначить некоторое подобие шеи. Неправдоподобно маленькие круглые глазки с туповатым благодушием смотрели на Джина. Хозяин мясной лавки из Бруклина, да и только. Между тем на дяде Тео был пиджак дорогого английского твида и десятидолларовый галстук в тон пиджаку.