Джинн из консервной банки
Шрифт:
Мадам Каррэн тревожно всмотрелась в осунувшееся лицо Ольги и бесшумно вышла из комнаты.
«Как все просто. В жизни еще проще, чем на сцене. Даже не интересно, – теперь уже подумала Ольга. – И будет просто до тех пор, пока есть легко предсказуемое зло. Только добро непредсказуемо, но как мало на свете его».
Повернувшись на кровати, она охнула от внезапной боли. Ольга никогда не рожала, но сразу поняла, что начались схватки.
«Ну вот и пришла пора, – подумала она. – Скоро появиться на свет тот, в чьей любви не придется сомневаться. Он никогда не причинит мне смертельного зла, он способен только на детские шалости».
Ольга с усилием нажала на кнопку звонка и сказала появившейся почти мгновенно мадам Каррэн:
– Не надо кофе. Позвоните доктору Моррису. Пусть он позаботится о том, чтобы меня доставили в больницу. Скажите, что схватки начались.
Мадам Каррэн испуганно кивнула головой и поспешила выполнить распоряжение.
Ольга гладила себя по животу и ласково приговаривала:
– Сейчас, мой маленький Луи, потерпи, ангелочек, уже скоро ты будешь в объятиях своей дорогой мамочки. Я знаю, сыночек, знаю, что ты уже любишь меня и будешь любить, несмотря ни на что, всегда, с самого своего рождения. Только ты, ты один, тот единственный человек, которого я могу не бояться в этом мире. Только ты, мой малютка-Луи.
Роды были тяжелыми, длинными и изматывающими. Ольга лежала на операционном столе безучастная ко всему. Время от времени сознание возвращало ее к действительности, но тут же уплывало в сгущающийся мрак небытия.
Раздавшийся плач младенца она не услышала, как не услышала и голос врача:
– Уф-ф! Мальчик! Прелестный малыш, а тяжелый какой. Настоящий богатырь. Как жаль, что не удастся спасти его маму.
Акушерка приняла младенца, подняла его над головой и грустно спросила:
– Как она хотела его назвать?
– Луи, по-моему, – ответил доктор.
– Здравствуй, Луи, ты еще не знаешь, что, являясь на свет, убил свою маму.
И все же Ольга не умерла. Жадно цепляясь за жизнь, она удивила врачей. Ее сердце снова забилось тогда, когда в это уже никто не верил. Реаниматоры изумленно радовались и разводили руками. Бригада интенсивной терапии была потрясена. Врачи не знали, что за секунду до смерти Ольга (впервые в жизни) обратилась к Богу.
«Господи, – мелькнула в ее гаснущем сознании отчаянная мысль, – Господи, неужели это конец? Не дай мне, о, Боже, уйти, не покаявшись и не постигнув, что я здесь натворила! Что и зачем? Позволь, Всевышний, найти мне, глупой, ответы на эти страшные вопросы!»
Или Бог Ольгу услышал, или так живуча оказалась она, но возможность найти ответы ей предоставилась. Лежа в реанимационной палате, она мучительно вспоминала когда и с чего все это началось. Жизнь мелькала перед глазами: вот мама, вот папа, вот первый священник, грозящий хитрым коварным дьяволом желаний. Она не вняла предостережениям, не послушала его, не поверила…
«Когда же это началось? – гадала теперь Ольга. – Ведь все, что со мной произошло, имело начало».
Она мучительно копалась в памяти и обнаруживала там одни лишь свои желания. Их было много, много-много с самых юных лет. Все эти желания ей, родившейся заново, теперь казались нечеловеческими. Появился вопрос: «Зачем внезапно смертному человеку надобно так много желать?» Ольга возненавидела все то, чего раньше страстно хотела.
«Да, это они, они толкали меня на злодеяния, мои желания. Видимо прав святой отец: в этом мире вершат преступления не люди, а их желания. Желания», – подумала Ольга.
И в этот миг дверь распахнулась; на пороге показалась нянька с младенцем, с ее сыном, с ее Луи. Луи громко заплакал: он желал материнского молока.