Джинн из подземки
Шрифт:
Прервав мечтания на этом скользком диалоге, Квайл поднял голову и уточнил:
– Скажи-ка, милая, ты ведь, кажется, служишь у мадам… кухаркой?
Девушка просекла ситуацию мгновенно. Воспитанницы мадам Брунхиль вообще отличались сообразительностью. Как-то раз одна из них, пятидесяти лет от роду, по желанию гостя изображала юную школьницу и, повязав на косы банты, тяжело прыгала через веревочку, невозмутимо сияя морщинистым личиком. Надо так надо. Сказал клиент «кухарка» – значит кухарка.
– Да, я работаю на кухне,– скромно опустив глаза долу, согласилась красавица.
Чмокнув воспитанницу мадам Брунхиль в плечо (выше
В груди клокотало счастье и абсолютная убежденность в том, что сейчас ему все подвластно. Догадайся Аарус в этот момент дать ученику в руки планкит и увеличительную трубу– тайна умного металла была бы разгадана. Влегкую. Одной левой. Но алхимик просто проворчал по поводу «то приходящих, то уходящих, что мечутся ровно кусок сам знаешь чего у причала» и зарылся в свои бумаги.
Высыпав на стол горстку отбракованных после покраски аквамаринов, Квайл испросил разрешения позаимствовать один и сел изготавливать подарок Найсе-Марии.
Из частной коллекции начальника карантинной камеры
«Если тебе плохо – не гневайся напрасно на судьбу, ибо всегда может стать еще хуже» – не помню, кто сказал, но готов подписаться.
До официального открытия хранилища оставалось немного, наследники по понятным причинам отсиживались в запертых комнатах, дело не двигалось с места, а я остался практически без помощников. Вторая на правах служанки пропадала в кухне или людской (пусть меня не убеждают теперь, что «народ» постоянно обременен, а аристократия отдыхает), а Третий…
Выяснилось, что цыгане не просто зараза, а зараза, способная свалить даже черта. В самый разгар работы, когда каждая пара рогов на счету, моего напарника весьма некстати поразил рецидив крепкой мужской дружбы с Санко. Третий то и дело вставлял в свою и без того не всегда понятную речь цыганские словечки и категорически отказывался причинять зло кому-либо из табора, ласково называя их «джен» или «ромалы». В глубине души я уже приготовился к худшему: однажды утром толстяк махнет рукой на задание, оставит Организацию, угонит с крыши казенную капсулу и полетит на ней либо в степи, на вольные хлеба конокрада, либо в бескрайние морские просторы. Грабить проходящие корабли, петь под аккомпанемент ветра, словом, жить «настоящей жизнью».
Когда в наушнике послышался хриплый голос куратора (за прошедшие сутки наш администратор явно перетрудил глотку), я против воли напрягся – интуиция подсказывала, что услышанное меня не обрадует. И не ошибся.
– Пятый! – просипел куратор.– Срочно в малую каминную гостиную.
– Покушение? – тоскливо осведомился я.
– Угу.
– Лечу…
В гостиной было пусто. Удивительно, ведь после прибытия цыган в замке вообще не осталось пустых комнат, разве что кладовки. Куда ни заглянешь – всюду они. Сидят на корточках, как правило, вокруг костерка, собранного из подручных предметов мебели (каминов дети степей не признавали), и поют.
«..прэ да зоря, прэ парны, прогыя ль э чяй тэрны…» – терпеть не могу, сразу затыкаю уши.
«…ех дре леву, авир дэ праву, на джинома, со манге такерав!»– вот эта ничего,
– Пятый!!! – На последнем звуке хрипота из голоса куратора куда-то исчезла, сменившись пронзительно высокими нотами.
– Я на месте, но тут никого нет!
– Конечно нет, все уже этажом выше, под дверью комнаты Квыча! Вторая подкинула ему программируемый камень, срочно туда, увидишь, что творится!
Сопровождаемый напутственным криком куратора, я материализовался на середине лестницы и спешно затопал по оставшимся до площадки ступенькам, старательно тяжело дыша. Можно было не озадачиваться – никто не обратил на меня внимания, в коридоре полным ходом шла драка.
Под визг дам (пани Катрина Паш, три служанки, застывшие с подносами в руках и незнакомая мне цыганочка в оранжевом платке с розами) двое таборных парней ритмично таскали друг друга за волосы, то и дело поскальзываясь на разбросанных по полу ножах и остатках еды.
Как я понял, предметом раздора послужил наш программируемый камень. Его за наличный расчет приобрел у Второй (три паунда – не доход, а насмешка, отчаянная попытка пополнить наш кошелек) пан Квыч. Он (то есть камень, а не Квыч) валялся тут же, непосредственно под дверью, а вот инструкция к нему…
Легендарный Санко – партнер Третьего по вольной борьбе, вышедший из сражения вполне живым и почти невредимым– стащил бумажку без всякого заднего умысла, просто потому, что плохо лежала, и теперь отказывался отдавать ее в руки Квычу. Второй парень, с которым и бодался в данный момент Санко, унюхал выгоду, связанную со скромной страничкой, и предъявил на нее свои права. В порыве ненависти ко всем представителям цыганской национальности вкупе пани Катрина тоже вступила в битву и разъярилась не на шутку. Она слепо тыкала подушечкой для иголок во все стороны, чудом не задевая собственные руки.
Квыч, как самый мудрый, подхватил камень, прижал к себе– чтобы не уперли – и скромно стал в сторонке в ожидании исхода драки. Из стенки над его головой торчал наполовину вывернутый крюк от висевшей прежде картины, подозрительно напоминающий подслушивающее ухо – его сиятельство Замок был начеку.
Я подоспел вовремя. После очередного выпада иглой старушка Катрина Паш пошатнулась и со смачным шлепком плюхнулась на пол – ей под ногу весьма кстати подвернулось серебряное блюдечко, запущенное меткой рукой цыганки. Пани Катрина вскрикнула. Ее локоть вывернулся вбок, а крепко уцепившиеся в иглу пальцы устремились вперед, прямо в шею Санко. Замковые стены ощутимо напряглись в ожидании исхода поединка.
Момент был такой, что нарочно не придумаешь – достаточно самого легкого дуновения, и игла войдет в вену цыгана, запустив в его кровь смертельный яд. Пани Катрина удивленно вытаращила глаза: как я понял, она никуда не целилась, а просто инстинктивно пыталась удержать равновесие.
– Давай!..– просипели в наушнике.
Откушавший песка из часов Юлиуса Хитрого организм послушно вошел в скоростной режим, время на миг замедлило ход. Сформировав во рту легкое облачко, я приоткрыл губы и резко дунул в сторону иглы. Отклонившись от первоначального направления буквально на десятую долю градуса, тонкое смертельное оружие плавно двинулось к цели, постепенно разгоняясь – скорость течения времени восстановилась.