Джинн
Шрифт:
Анна молчала. Она шла за мной по длинному коридору к западной стороне дома. Несколько электрических лампочек перегорело, и коридор был освещен очень тускло, по обеим стенам его виднелись квадратные и прямоугольные отметины от картин, которые недавно сняли. Видно, снимали их второпях, так как везде болтались обрывки пластыря, а крючки остались там, где и были, погнутые, ржавые, кривые. В коридоре было душно и жарко, и я, ослабил свой черный, похоронный галстук и расстегнул воротник.
— В жизни не видела более мрачного дома. Он просто… приводит меня в дрожь, — взволнованно
Где-то с потолка над нами доносились скребущие звуки.
— Привидений нет, — сказал я. — А вот с крысами сложнее.
В конце дома коридор расходился буквой «Т». Один поворот вел к окну, выходящему на лужайку. Второй, не более пятнадцати метров длиной, — в готическую башню. На стене был выключатель, но когда я попытался зажечь свет, то обнаружил, что лампочки перегорели и тут.
— Это там? — прошептала Анна. — Эта дверь ведет в башню?
Я остановился.
— Не нужно говорить шепотом, — громко сказал я. — Али-Баба сейчас, наверное, спит как суслик.
Тем не менее, оставшиеся несколько шагов я проделал с известной долей осторожности. Когда я подошел к двери, то в молчании принялся изучать ее, рассматривая, как Макс Грейвс опечатал ее.
Прежде всего, бросался в глаза здоровенный железный засов, прибитый по всей ширине входной двери и укрепленный стальными болтами. Все щели между дверью и косяком были залеплены коричневой ваксой и через каждые несколько дюймов красовались большие печати с вдавленным клеймом.
Я внимательно осмотрел печати, по-видимому, они были сделаны из загустевшей старой краски. На клейме изображена летящая лошадь без головы и начертаны арабские буквы. На железном засове также выгравирована арабская надпись..
— Ну и что будем делать? — спросил я у Анны. — Ведь мы фактически совершаем кражу со взломом…
Она подошла поближе и посмотрела на печати. Ее губы безмолвно двигались — она читала про себя то, что написано на клейме.
— Это очень древний язык, — сказала она. — Тут что-то написано об укрощении ветра, а может, и об укрощении джинна, это слова, близкие по смыслу..
— Иначе говоря, он не случайно опечатал дверь таким клеймом? Ты это хочешь сказать? Пусть амфору охраняет волшебная сила?
— Никаких сомнений, — сказала Анна, трогая пальцами железный засов. — Я видела раньше этот знак, когда была в горной стране Гассана и Сабы, таким знаком помечали могилы людей, которых погубили злые силы. По поверию, это знак спасал душу покойного от джиннов. Макс Грейвс, очевидно, хотел таким образом надежно заточить джинна в башне. Думаю, на окнах башни мы найдем такие же печати.
— Господи, голова кругом от твоих рассказов, — сказал я. — Теперь я не удивляюсь, что бедная старая Маджори дошла до истерики, этот Макс, наверное, затравил ее своей игрой в колдунов и джиннов. Сейчас я спущусь вниз и принесу фонарик и лом.
— Слушай, Гарри, — озабоченно сказала Анна. — Может, сейчас не надо? Подождем лучше до утра.
— Да не будь ты такой суеверной! Знаешь, мне как, ясновидцу, приходилось иметь дело с потусторонними силами. Но в это кувшин я не верю. Так что подожди здесь немного, а через пару минут я принесу фонарик. Если какой-нибудь волшебный араб. будет к тебе приставать — крикни меня.
Анну не радовала перспектива остаться одной в этом мрачном доме, по я решил все равно не брать ее с собой. Пусть сама убедится, что здесь нет ни ужасов, ни привидений, ни апокалипсических чудищ, и чем быстрее она это поймет, тем скорее мы разделаемся с этим проклятым кувшином.
Я вернулся назад по длинному коридору, прошел мимо открытой двери кабинета Грейвса и спустился по узкой деревянной скрипучей лестнице в тусклую черно-белую гостиную.
Странно, но и внизу все было темно, ни одна лампа не горела. Наверное, Маджори решила посидеть в темноте и тихо поплакать в первый раз за сегодняшний день.
— Маджори! — позвал я, подходя к стене гостиной, где находился выключатель.
Он не работал. Я щелкнул им несколько раз, но комната осталась в темноте. Я пытался разглядеть что-либо и напряг глаза, но ничего не увидел. Мне показалось, что на диване кто-то сидит, а может, это просто чье-то пальто. Спустя мгновение пальто или то, что там находилось, испарилось. Наверное, у меня у самого уже начались галлюцинации.
Двигаясь на ощупь, я пересек комнату и подошел к двери в столовую. Она была полуоткрыта, и когда я посмотрел сквозь щель, то увидел отблески вечернего света на обеденном столе и на вымытых стаканах и чашках, поставленных на полку. Мне показалось, что кто-то в капюшоне или робе сидел у дальнего края стола, склонив голову, но было так темно, что разглядеть ничего не удавалось.
— Маджори? — позвал я. — Это ты, Маджори?
Я открыл дверь и вошел. Комната тоже была пуста, но почему-то мне снова почудилось, будто кто-то только что вышел через другую дверь, ведущую на кухню. Это было похоже на то, что чувствует смертельно усталый человек, когда ему мерещится черт знает что. Может, я действительно видел боковым зрением кого-то, а может, это был лишь блик лунного света.
Я прислушался. Не считая стука старинных настенных часов и приглушенного скрипа флюгера в доме было неестественно тихо. Мне подумалось, что, возможно, Маджори и мисс Джонсон куда-нибудь укатили, чтобы выбраться из мрачной, похоронной атмосферы Зимнего Порта. Но это вряд ли, она бы обязательно предупредила нас, что уходит из дома.
Я уже собрался пойти на кухню, когда мне почудились какие-то звуки. Как будто кто-то звенел ключами или возился на кухне.
Мороз побежал у меня по коже. Мне показалось, что я вижу привидение в облике Макса Грейвса, вижу, как он заносит нож для разделки туш, замахивается и кричит перед тем, как исполосовать себе лице. Я сильно зажмурился, чтобы отогнать это ужасное видение, и, собравшись с духом, толкнул дверь на кухню.
Кухня была пустой. Старый сосновый стол накрыт чистой клеенкой, а шкафы для посуды плотно закрыты. Из водопроводного крана капала вода в раковину. Я пересек кухню, в замешательстве покусывая губу, и закрутил кран. Я, был до предела взвинчен и, увидев случайно в зеркале собственное отражение, чуть не помер со страха. Сердце бухало, как в бочке.