Джинн
Шрифт:
Я включил фонарик и осветил угол, где стояли лопаты, тачки и прочие садовые инструменты, в надежде найти лом или что-то в этом роде. В конце концов я решил, что кирка мне тоже сгодится, и взял ее. Прикрыв дверь в сарай, мы с Анной двинулись обратно, бормоча сквозь зубы: «Гип-гоп, гип-гоп, все будет о кей, если мы не будем бояться». Вряд ли от этого мне стало намного спокойнее.
Мы вернулись той же дорогой через черный ход, пересекли кухню и вошли в гостиную. Почти добрались до холла, как неожиданно зажегся свет и
— Маджори! — воскликнул я. — А мы везде тебя ищем!
Казалось, что Маджори не очень рада видеть нас. Она обернулась к мисс Джонсон и сказала, чтобы та закрыла дверь. Затем механически, как робот, вышла на середину гостиной.
— Мы немного прогулялись.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Анна. — Вы выглядите немного уставшей.
Маджори поднесла руку в черной перчатке ко лбу и сказала:
— Да. Я очень устала.
Мисс Джонсон подошла к Маджори и с покорным видом встала позади нее, как нелюбимая дочь, которая постоянно ждет, что мама ее отругает.
— Миссис Грейвс, — прошептала мисс Джонсон. Я принесу вам молоко.
— Спасибо, — сказала Маджори. — А вы не желаете немного молока, Гарри?
Я взглянул на Анну и нахмурился: что-то в облике Маджори было не то, нечто большее, чем простая усталость. Она стояла тихо и отрешенно, ее черные глаза, казалось, что-то разглядывали вдали.
— Я… э-э… да, пожалуй, выпью немного молока. В большой мрачной комнате мой голос звучал неестественно жалко.
Но Маджори, видимо, не слышала, что я сказал. Она подошла к маленькому диванчику и грациозно села на то самое место, где, как мне раньше показалось, сидел человек в капюшоне.
Я покашлял, почесал затылок и неловко выговорил:
— Ну, я думаю, пора начать работу. Это займет немного времени.
Маджори посмотрела на меня.
— Куда ты собрался с этой киркой? — холодно спросила она.
— Э-э-э… наверх.
— Чтобы проникнуть в башню?
— Именно. Ты была права. Дверь действительно опечатана, а я думал, ты нас обманываешь. Теперь только и осталось, как…
— Отнеси кирку на место.
Я опешил. Такой я Маджори еще не ·видел. Она была сурова, холодна и властна.
— Маджори, — я пытался не выдавать своего расстройства. — Если мы хотим проникнуть в башню и добраться до кувшина, нам придется сломать дверь. Иначе никак. На двери огромный железный засов, куча печатей и Бог знает что еще.
— В башню мы не пойдем, сосуд трогать не будем, сказала Маджори. — Он должен быть там, где находится сейчас.
— Маджори, да что ты говоришь? Этот чертов кувшин не давал вам с Максом покоя уже столько лет, а я верю в то, что…
— Неважно, во что ты веришь, — прервала Маджори. я уважаю твою веру, Гарри, но сейчас я смертельно устала и хочу, чтобы меня оставили в покое.
— Маджори…
Мисс Джонсон прервала меня:
— У миссис Грейвс был тяжелый день, сэр. Я думаю, она права.
— А ваше мнение меня нисколько не интересует, отрезал я. — Этот сосуд… С ним происходят странные вещи, необходимо со всем этим разобраться, и побыстрее. Мне все равно, естественно это или сверхъестественно. Господи, Маджори, ты посмотри, во что превратился Зимний Порт! Вы сняли все картины, Макс погиб, в доме царит настоящий хаос, и все из-за какого-то проклятого горшка!
Мисс Джонсон отпрянула от такого напора.
— Сэр, — лепетала она. — Вы не имеете права…
— Слушать эту белиберду, вот на что я не имею права. Маджори, ты меня расстроила. Мы с Анной потратили целый вечер, изучая бумаги в кабинете Макса, а теперь ты выставляешь нас за дверь. Я знаю, что сегодня неподходящий день, у тебя траур, но ведь ты сама сказала, что чем быстрее мы разделаемся с этим, тем лучше. Дело-то недолгое, пяти минут достаточно, чтобы…
— Я передумала, — спокойно сказала Маджори. — А пока кувшин будет стоять там, где стоял.
Анна покачала головой:
— Извините, миссис Грейвс, но это вы напрасно.
— Я все сказала. Это воля моего мужа.
— Миссис Грейвс, — начала Анна. — Этот сосуд даже не принадлежит вашему мужу, он является собственностью иранского правительства. Подобные вещи бесценны, это историческая реликвия. Она должна быть возвращена законным владельцам.
Маджори подняла голову и уставилась на Анну своими креветочными глазами-бусинками.
— Пока я жива, — сказала она, — ни один человек не притронется к амфоре. Это мое последнее слово.
Анна вздохнула:
— В таком случае мне, вероятно, следует обратиться к законным властям и изъять в судебном порядке этот кувшин, а также и остальные антикварные вещи, которые хранятся в доме.
— Делайте что хотите. Я не пущу вас в башню.
Нависла мрачная и неприятная тишина. Я сказал:
— Ладно, пойдем, Анна. На сегодня хватит. Хочешь, я тебя подвезу?
Анна кивнула.
— Я возьму свою шапочку.
Я обернулся к Маджори и попытался сказать как можно ласковее и мягче:
— Послушай, я, может, заскочу завтра к тебе на обед и попробую твой коронный салат из тунцов? А заодно и, поговорим о деле.
Маджори отвернулась.
— Сейчас поздно, — тихо сказала она. — Бери свою молодую леди и уходи.
— Маджори…
— Уходи, Гарри. от греха подальше.
Я стоял на месте.
— В каком смысле? — резко спросил я. — Что значит «от греха подальше»?
— В прямом смысле, — спокойно ответила она. — Вы потревожили кувшин, начав собирать информацию о нем. Теперь он знает это и хочет, чтобы вы убрались отсюда. С каждой минутой, проведенной здесь, это будет все более и более трудно. Ради всего святого, уходите! Сейчас же!