Джинны пятой стихии
Шрифт:
Возражений не последовало.
– А вы думали, Влас, – несколько разочарованно вынужден был добавить он, – у нас тут всё новодел, лагерно-тюремная субкультура?.. Нет, молодой человек, традиции наши, представьте, уходят корнями в античность… Мы просто к ним вернулись…
Трудно сказать, что явилось тому причиной: парадоксальность суждений или же подавляющая эрудиция собеседника, но голова загудела вновь, и Влас почувствовал, что всё-таки без третьей стопки, пожалуй, не обойтись. Оглянулся на бармена. В глаза опять бросились ременчатая сбруя и рукоять пистолета
Влас повернулся к Раздраю.
– А вот если я, положим, попробую уйти не расплатившись?
– Будь вы понерополец, – с безупречной вежливостью отозвался тот, – и представься вам такая возможность, вы бы просто обязаны были так поступить…
– А бармен?
– А бармен был бы обязан открыть огонь на поражение.
Сердце оборвалось.
– Что… в самом деле открыл бы? – пробормотал Влас.
– Вряд ли, – успокоил Раздрай. – Понятия у нас соблюдаются примерно так же, как у вас законы. Ну вот подстрелит он вас, не дай бог, – и придётся ему потом доказывать, что с его стороны не было попытки грабежа… Неудачной, обратите внимание, попытки! То есть облагающейся пенями…
– А если не докажет?
– Господи! Кому ж я тут всё рассказывал? Заплатит налог. А налог с уличного грабежа, повторяю, серьёзный. Куда серьёзнее, чем та сумма, на которую вы бы задарма попили-поели…
– А докажет?
– Докажет – тогда всё в порядке, и вы виноваты сами. Но ведь действительно, согласитесь, виноваты…
– Аверкий, – вмешалась Пелагея Кирилловна. – Прости, что прерываю… Сколько времени?
Влас машинально вздёрнул запястье горбиком, однако наручных часов, само собой, не обнаружил. Часы были растоптаны в крошку ещё вчера вечером.
Раздрай выхватил сотовый телефон, взглянул, охнул.
– Через десять минут начнётся… Вот это мы заболтались!
3. Руки
Да, скорее всего, третья стопка не повредила бы, но заказать её Влас не успел – растормошили, уговорили, подняли со стула и повлекли туда, где что-то вот-вот должно было начаться. Шёл, едва поспевая за шустрой супружеской парой. Вдобавок снова дал о себе знать похмельный синдром: пошатывало, подташнивало, угрюмое воображение норовило предъявить все неприятности, поджидавшие Власа в Суслове, куда в любом случае придётся вернуться. К счастью, говорливый Раздрай и на ходу не умолкал, что хоть как-то, да отвлекало.
– А я вам объясню, в чём дело, – возбуждённо журчал он. – Добро самодостаточно! В отличие от зла ему не нужна структура! Но если вдруг добро в оборонных или иных благих целях начинает выстраивать собственную систему, оно перестаёт отличаться от зла даже внешне… «Господи, о чём он вообще?»
– Словом, какой бы исходный материал вы ни взяли, в итоге у вас всё равно получится государство со всеми его прелестями…
«Ах вон он куда гнёт… Примерно о том же, помнится, толковали они вчера с Павликом и Сашком, пока заскучавшая девица налегала на коньяк… А вот запер ли Влас дверь, покидая разорённую квартиру? Будем надеяться, что запер…»
– Опаздываем! – встревоженно бросила Пелагея Кирилловна, и престарелые супруги устремились прямиком в самую гущу транспорта.
Когда-то здесь несомненно была «зебра» перехода, о чём свидетельствовали фрагменты белой краски на асфальте. Автомобилей в Понерополе насчитывалось, пожалуй, поменьше, чем в Суслове, но гнали они как попало. Не решившись повторить самоубийственный манёвр Аверкия Прокловича и Пелагеи Кирилловны, Влас задержался на кромке тротуара в надежде, что стеклянное бельмо на той стороне улицы когда-нибудь вспыхнет. Бесполезно. Светофор, надо полагать, ослеп давно и навеки.
Сделал первый шаг – и слева послышался визг тормозов. Потом ещё один. Потом ещё. Странно, однако матерными возгласами это почему-то не сопровождалось. Не исключено, что за невежливые выражения здесь тоже отвечают.
Пересёкши останки осевой линии, Влас почти уже обрёл уверенность – и тут его чуть не сбили. Должно быть, водитель решил не тормозить, а сманеврировать. С бьющимся сердцем Влас кое-как достиг тротуара. – Почему вдогон не стрелял? – буркнул кто-то неподалёку.
Обернувшись, увидел хилого очкарика в просторной куртке, с отворота которой на виновного таращился сердитый металлический глаз. Всё с тем же недовольным видом смотрящий, ни слова не говоря, сбросил ремень автомата с неширокого плеча, явно готовый расстаться с амуницией. Прощай, оружие.
– А надо было? – Влас нервно хихикнул.
– Слышь!.. – обиделся очкарик. – Вот только интуристом тут не прикидывайся! Это мы уже проходили… – Затем вроде бы усомнился и раздумал вылезать из рукавов. – А впрочем… – Быстро огляделся и понизил голос: – Можем и договориться… – совсем уже конфиденциально добавил он.
Кажется, Власа подбивали на какую-то сделку. Они отошли к облезлому стволу светофора, к которому приклёпана была табличка из нержавейки со следующими словами: «Так они ограничивали нашу свободу передвижения».
– Слышь, друг… – зашептал смотрящий. – Первокурсник я, в поликриминальном учусь, а завтра зачёт по гоп-стопу…
– И что? – оробело спросил Влас, тоже перейдя на шёпот.
– Жертва нужна. Первого встречного стопорить – сам понимаешь, неизвестно ещё, на кого нарвёшься… Денег дам. Половину – тебе, половину заберу обратно… когда грабить буду… Как, согласен?
– Да я вообще-то… в самом деле интурист… – промямлил Влас. – Утром прибыл…
Лицо за очками окаменело, стало беспощадным.
– Документы!
– Вот… – Влас достал и протянул паспорт.
Смотрящий бросил недоверчивый взгляд, принял книжицу, раскрыл, листнул, но, в отличие от давешних салочек, отнюдь не развеселился – приуныл. Потом скорбно принялся кивать.
– Да… – выдохнул он наконец. – Надо же! А я-то думал… Спасибо, что предупредил!
– А то бы что?
Глаза за линзами очков стали точными подобиями металлического ока на лацкане.
– То есть как «что»?! Иностранца грабануть! Это ж полная дисквалификация! Всё равно что ребёнка обидеть…