Джок. Выбравший тень.
Шрифт:
Да…, что сказать…, конечно не восточный базар, но ничего так… ничего….
Никогда бы не подумал, что тут столько народу. Толпа вопила, гуляла, покупала, бранилась на разные лады и клялась. Однако, весело. Народ самозабвенно отдавался празднику — отдушине в череде скучных и серых будней. Пекли какие-то пирожки. Сновали лоточники предлагая всякую мелочевку. Лежали груды всяких овощей и фруктов. Веселуха.
Подозвав тролля, сунул ему с десяток монет и шепнул:
— Иди, развлеки девушку,
— Помогу, — стрельнув глазами в сторону Гмырта, ответила она.
— Ну а вы? — обратился к мнущимся за спиной бойцам.
— Чего? — сделали вид, что не понимают.
— Погулять охота?
— Оно конечно, хорошо бы.
Достал из кошеля и выдал им по паре монет.
— Гуляйте. Сильно не пить. Ждите потом нас у ворот. Свободны!
Радостно переглянувшись, они солидно двинулись получать свою порцию радости.
Тот, кто не заботится о своих людях, пусть не ждет, что позаботятся о нем.
— Ну, — я оглядел поредевшее воинство, состоящее теперь из Гоши, Сторы и Итора. — Кто что хочет? Понятно!
Нерешительное выражение лица девушки и гоблина показали…, «как страшно далёк был от народа» странноватый барон Ольт. Итор был сосредоточен и внимательно разглядывал толпу.
— Пошли…, погуляем!
Мое предложение встретило полное понимание среди тусовщиков, и мы двинусь зажигать, параллельно постигая прозу жизни.
Метров двадцать мы прошли спокойно, после чего слева раздалось угрожающее:
— Пусти нелюдь, а то хуже будет….
Спокойно повернувшись я увидел пацана с моим кошелем в руках, который он срезал пару секунд назад, как ему показалось, совершенно незаметно. Не успев насладиться радостью от обладания тяжеленькой добычей весом грамм в триста, был тут же схвачен бдительным гоблином за руку.
— Пусти, тебе говорят, а не то получишь! — голос пацана был полон праведного возмущения, а сам он безуспешно пытался вырвать руку из лап цепкого гоблина.
— Я тебе пальцы откушу! — в ответ прошипел гоблин.
Не зная Гошу, я бы поверил. Малолетний любитель чужой собственности не был знаком с творчеством Станиславского и поэтому не смог произнести его знаменитого «Не верю!». Он поступил проще: бросил кожаное вместилище для денег и в ужасе сжал руку в кулак. Он-то поверил! Оторопевший народ машинально глянул вниз, а Стора мгновенно подняла кошель и протянула мне.
— Зачем? Отдай ему, он ведь так хотел его, — мой голос был полон елея.
Тем более грубым диссонансом прозвучал гнусавый голос с явно блатными интонациями:
— Кто тут маленьких обижает?
Я наслаждался, ну все как дома.
Вся сцена была разыграна, как по нотам, и три любителя справедливости из толпы пришли на помощь «проклятому расхителю социалистической собственности». Материализовавшийся позади них Итор, что-то коротко прошипел в спины печальников о чужих бедах. Они мгновенно обернулись, он показал им замысловатую фигуру из пальцев и снова что-то коротко проговорил. Лично я ничего не понял, в отличии от троицы заступников. Они как будто стали меньше ростом, услышав его тираду.
— Извините господин, ошибочка вышла. Мы пойдем? — повернувшись ко мне, заискивающе проговорил самый мелкий из них и, видимо, самый умный.
— Конечно! — елея в моем голосе прибавилось.
— Гоша, отпусти мальчика! Вот и кошелечек его, — я протянул взятый у Сторы кошелек малолетнему мазурику местного разлива. — Бери, бери.
В полном умопомрачении он взял протянутую мной кису и моментально двинулся прочь, вместе с не менее обалдевшей от моих действий троицей — волочильных дел мастеров.
Народ вокруг меня смотрел на явно подвинувшегося умом барона и молчал. Первой не выдержала Стора.
— Значит подарка не будет? — в голосе еле сдерживаемые слезы.
— Солнце мое…. Я похож на идиота? — и неизбывная печаль в моем вопросе.
Взгляды всей троицы красноречиво подтверждали, что да.
— Эх! — в моем голосе задрожала непролитая слеза. — Никто меня не любит, никто не понимает….
Все наперебой кинулись уверять явно подвинувшегося умом барона в обратном. Я же подпустив в голос трагического надрыва, произнес:
— Движимый сочувствием к местным карманникам, — я трагически вздохнул и продолжил тоном деревенского дурачка: — Я не положил в кошелек денег, чтобы не развращать их легкоранимые души, а положил туда камешков….
Пару секунд стояла потрясенная тишина, в которой первым раздался кашляющий смех мастера-вора. Следом захихикали остальные, представив картину вскрытия добычи. Я же, стоя с совершенно потерянным видом, тяжело вздохнул и почти прошептал:
— Надеюсь, вы простите старика за это?
Хихиканье переросло в здоровый смех, к которому я с удовольствием присоединился.
Свой поступок с кошельком я объяснил гоблину и девушке на пальцах, потому что профессию карманника «из интересу» освоил, когда мне было восемнадцать.
— Гоша представь, идет по базару идиот барон, деньги которого привешены в каком-то дурацком кошельке, привешенном на веревке к поясу. Ты сразу видишь, где у него деньги и сколько. Остается что? Правильно толкнуть, отвлечь внимание… и отрезать добычу. Поэтому я с самого начала положил для добытчиков камешков, чтобы не расстраивать местных умельцев. Надо же дать почувствовать радость людям….