Джокер и Палач
Шрифт:
— Ты хочешь сказать, мразь, — произнес он, сверля его полным презрения взглядом, — что не доверяешь Кобре? Ты это хочешь сказать?
— Я ничего не хочу сказать про мсье Лакоста, — торопливо заверил его Енот, — просто я должен расплатиться с поставщиком товара. Иначе мне открутят голову.
Это было, конечно, преувеличением. Вернись Енот к Тимоти без денег и без товара, головы бы он не лишился. Лишился бы он всего лишь репутации. А физически — максимум схлопотал бы по морде. И то сомнительно. Но «здесь вам не тут!». Здесь и приврать было не
— А если ты тут будешь выеживаться и ставить мне условия, то я откручу тебе не только голову, но — для начала еще кое-что. Заноси товар и уматывай!
Енот в очередной раз тяжело вздохнул.
— Пиши расписку, — без особой уверенности буркнул он.
Метис, не говоря худого слова, сунул ему под нос свой нож. Убедившись в силе произведенного впечатления, он криво усмехнулся и коротко пояснил:
— Вот моя расписка! Понял ты меня, ты, задница с глазками?!
Енот всем своим видом заверил его в том, что все понял.
— Скажи охране внизу, — попросил он, — чтобы они пропустил и мою машину во внутренний двор. Товар у меня довольно тяжелый и заметный.
— Не тяни время! — презрительно скривился Метис. Но все-таки вытащил из чехла, притороченного к поясу, мобильник и забубнил в него нечто жаргонное.
— Давай-давай! — прикрикнул он на Енота, прикрыв трубку ладонью. — Если через три минуты товар не будет здесь, пеняй на себя! А вздумаешь смыться — Кобра тебя под землей найдет. И снова в землю закопает. Но уже по частям.
Понуро ссутулившись, Енот повернулся к выходу. Выйдя во двор, он даже не стал «проверяться». Надоело бояться всех и вся. Здесь была епархия Пуделя, и, кроме людей Пуделя, бояться было нечего. По крайней мере, так умозалючил Енот.
Вообще-то, напрасно.
Все его передвижения вне помещения внимательно отслеживались и оживленно комментировались в кабине побитой судьбою, потрепанной тачки на противоположной стороне улочки.
— Снова вышел, — шепотом (совершенно бессмысленным в данной ситуации) сообщил толстяк лопоухому. — Без никакого меча.
— Вижу, не слепой, — отозвался тот — тоже шепотом. — Вот к кому он, гаденыш, заходил? Может, этот покупатель его тут офис снимает? Или вообще живет?
— Если бы я сквозь стенки видел, то я этим занятием на жизнь зарабатывал бы! — зло прошипел толстяк. — А не ходил бы шестеркой под Мочильщиком! Смотри. Он тачку во двор загоняет! Может, у кого-то из дружков-приятелей отсидеться хочет? Давай-ка, двинь вперед метра на три-четыре. А то не видно, что он там копошится.
Каким-то чудом лопоухому удалось выполнить этот маневр, несмотря на состояние их экипажа.
— Он багажником прямо к двери стал, — продолжал озвучивать свои наблюдения толстяк. — То ли грузится чем-то, то ли, наоборот, выгружает... Может, он за мечом этим и приехал, только не хочет, чтобы...
В этот момент в окошко водителя постучали. Стволом «магнума».
Оба незадачливых охотника за мечом, вытаращив глаза, скосились на источник шума. Этим источником
«Парень действительно полный Беспредельщик, — подумал толстяк, — если вот так, посреди улицы, пушкой махает...».
— Вы, ребята, кого-то тут ждете? — осведомился Беспредельщик. — Или как? Чего вы здесь высматриваете?
— А тебе что за дело? — нервно ответил вопросом на вопрос лопоухий, пытаясь тронуть машину — от греха подальше.
Но в этот раз движок тачки решил проявить свой норов и не торопился запускаться. Чтобы как-то заполнить образовавшуюся паузу, лопоухий добавил:
— Вот остановились подумать маленько: это кто ж в таком домике симпатичном квартирует?
— Да ты нахал, парень! — Беспредельщик протянул свою громадную лапу поверх полуопущенного стекла и — за галстук — притянул лопоухого носом к себе. — Здесь, знаешь ли, уважаемые люди и офисы снимают, и квартируют... — произнес он со значением. — Хочешь с ними познакомиться? С господином Лакостом, например? О таком слышал?
Оба охотника за мечом почувствовали неприятный холодок под ложечкой. Какими бы новичками в Семи Городах они ни были, а не знать, о ком идет речь, они не могли. «Не связывайся с людьми Лакоста! А с ним самим — и подавно!» — гласила одна из первых заповедей каждого, кто собирался нырнуть в сумеречные глубины «теневой жизни» здешних краев.
— Это ты про Пуделя, что ли? — задал самый неуместный из всех возможных в данной ситуации вопросов толстяк. — Он что, здесь и живет?
Сообразив, что ляпнул нечто неподходящее, он отодвинулся подальше от окошка. И, нервно обернувшись, понял, что только лишь приблизился к маячившему за противоположным окошком типу. Тип был тоже черен, но, в отличие от Беспредельщика, приземист и общим своим сложением, а более всего выражением физиономии походил на носорога в расцвете сил.
Носорог ухватил толстяка за воротник и принялся воротник этот методично выкручивать. Толстяк стал ловить ртом воздух. Глаза его вылезли на лоб.
— Как ты сказал? — ласковым, низким голосом осведомился Носорог. — Как ты назвал мсье Лакоста? Подумай, прежде чем ответить...
С воротника толстяка стали отскакивать пуговицы. Думать в такой ситуации было делом нелегким. Это не говоря уже о том, что и в наиблагоприятнейших условиях умение думать не было сильной стороной начинающего бандита.
— П-пу... — начал он.
И чуть было не озвучил свой смертный приговор.
— Слушай меня внимательно, парень, — пророкотал Носорог. — Если тебе еще раз в твою тупую башку взбредет дурная мысль назвать мсье Лакоста Пу-де-лем, то это будет твоей последней глупостью в жизни. Ты хорошо понял меня?
Толстяк смотрел на него выпученными и бессмысленными, словно оловянные пуговицы, глазами. Оба охранника Кобры одновременно отпустили свои жертвы, и оба подельника повалились друг на друга в состоянии полной прострации.