Джокер в колоде
Шрифт:
— Бри-Айленд, — повторил он. — И что же, молодой человек, вы хотите о нем узнать?
— Насколько мне известно, этот остров в свое время принадлежал вам, но несколько лет назад вы его продали. Это верно?
— Да. Купил его, дай-ка подумать... В сорок восьмом, мне кажется, это было. Собирался построить там дом для себя и своей жены. Мне нравится море, покой и уединение, а для бывшего корабела остров — самое подходящее место. Дом на самом деле предназначался моей жене, но то по одной причине, то по другой — как в жизни случается, я откладывал строительство. Понимаете, я делал деньги, занимался своей компанией и считал, что впереди еще невпроворот времени. Наконец я принялся за дом, но, увы, Мэри умерла раньше,
Он помолчал, вернувшись, видимо, в грустное прошлое.
— Мэри — моя жена. После ее смерти многое, что держало меня на плаву, потеряло смысл, да почти все. Большую часть дела я передал своим компаньонам; начал постепенно избавляться и от повседневной рутины, но главным образом — от имущества. В списке собственности числился и Бри-Айленд. Помнится, я отделался от него в пятьдесят пятом. Не помню, кто купил его, покупатель сразу нашелся.
— Гораций Лоример? Он кивнул.
— Похоже что он.
— И тогда вы продали остров Лоримеру за двадцать тысяч?
Он замялся, покряхтел, спросил с заметным смущением:
— Какое имеет значение, сколько он за него заплатил?
— Ну, потом остров перешел в другие руки, а меньше года назад его продали уже за четыреста двадцать тысяч. Странно, что за шесть лет его стоимость возросла более чем в двадцать раз.
— Хорошая прибыль, — согласился Паттерсон, — но это не исключительный случай на земельной бирже. Все зависит от спроса и предложения, мистер Скотт, от того, как сильно кому-то хочется иметь то, что есть у вас, сколько стоит примерно вложенный вами труд и продукция в долларах, которые они готовы выложить. Ситуация всегда меняется в зависимости от спроса и предложения — это один из справедливых законов рыночной экономики. — Он сделал глоток из своей маленькой рюмки. — Конечно, в наши дни эта система работает все хуже и хуже. — Он помолчал несколько секунд; в темноте я увидел, что он испытующе смотрит на меня. — Простите, выплаченная сумма действительно имеет для вас значение?
— Если честно, и сам не знаю. Может быть. Человек, купивший у Лоримера остров, был убит прошлой ночью.
Я не стал рассказывать ему о своей встрече с Луи Греком, но дал понять, что между убийством и правами жертвы на остров, возможно, имеется связь.
Паттерсон решительно осушил свой наперсток и обхватил руками колено.
— Так и быть, я вам кое-что расскажу, мистер Скотт, — согласился он. — Я сомневаюсь, что во время сделки были допущены какие-то незаконные действия, я не сделал ничего такого, что считалось бы безнравственным. Но было одно... особое обстоятельство. Я просил за остров восемьдесят тысяч. На самом деле мистер Лоример заплатил мне сто тысяч. При одном, правда, условии: он настоял на том, чтобы, оформляя продажу, я указал в документах цену в двадцать тысяч.
Я непонимающе заморгал.
— Какого черта ему это понадобилось?
— Понятия не имею. Просто он предложил на двадцать тысяч больше той суммы, что запросил я. Мне казалось, я не делаю ничего предосудительного. Он много рассказывал о своей жене, причем с какой-то злобой, и я предположил, что у него есть приличная сумма денег, о которой она не знает. Если вы понимаете, что я имею в виду.
— Пытался скрыть доходы на тот случай, если придется выплачивать алименты?
— Может быть, а может, он просто не хотел, чтобы его жена знала, что у него отложены или припрятаны деньги на покупку острова, а может, еще по какой причине. — Он лукаво подмигнул. — Я допускаю, на свете есть мужья, позволяющие себе иметь, ну... некоторые личные тайны.
— Об этом ходят анекдоты.
— Да. Я согласился на предложение Лоримера. Это было его единственное условие, а я хотел лишь одного: избавиться от всего, развязать себе руки... Поскольку продажная цена была обозначена в двадцать тысяч, а я в действительности получил сто, я, в жизни не преступавший закона, включил эти восемьдесят тысяч в уплату налога с прибыли от продажи недвижимого имущества. В итоге я получил на шестьдесят пять тысяч больше той суммы, что сам заплатил за остров. А значит, соответствующее ведомство нашего буржуазно-социалистического государства присвоило лишь часть моей прибыли. Или вы думаете не так, как я? Ведь, по сути, они и так получили несправедливую долю.
— Я думаю в точности так же, как и вы. — Я допил свой бурбон и закурил. — Хотя не понимаю Лоримера. Нисколечки.
Мистер Паттерсон тоже не понимал.
Я вернулся в Голливуд и в половине одиннадцатого вечера вошел в «Стандиш», обалденный апартмент-отель на Уилширском бульваре. И опять мне предстояло подняться на самый верхний этаж, где в одном из двух люксовых номеров жил Гораций Лоример.
Я не стал звонить снизу и представляться, просто поднялся в лифте, разыскал дверь Лоримера и нажал на перламутровую кнопку.
Послышался легкий перезвон, и через несколько секунд дверь приоткрылась. Из-за двери на меня смотрел Гораций Лоример, и я выпалил:
— Ну и встреча, черт бы меня побрал!
Глава 12
Кто, вы думаете, стоял в дверях? Круглолицый современный Санта-Клаус, тот самый чудак, что стал обладателем двух лотов в Лагуна-Парадиз. В металлическом фильтре торчала сигарета с фильтром, это фильтровое сооружение было воткнуто в рот, а сам он смотрел на меня с таким видом, будто ему на язык попала струя чистого никотина.
Я повторил снова — менее эмоционально:
— Ой, будь я проклят...
— Господи Боже! — Похоже, он тоже был на грани обморока. — Добрый вечер, мистер... э... Кажется, я не знаю вашего имени, сэр?
— Шелл Скотт. Вы мистер Лоример? Гораций Лори-мер?
— Да, я, мистер Скотт. Да. Вы... вы, никак, хотели видеть меня?
— Если не возражаете. Я бы позволил себе отнять у вас несколько минут.
— Пожалуйста, входите.
Он посторонился, и я вошел в гостиную люксового номера, которая выглядела как... ну, в общем, люкс есть люкс. Пол устлан толстым ковром цвета лаванды, слева от меня стоял низкий белый диван, у правой стены выстроились стулья из черного дерева с витой резьбой. Дальше поблескивало пианино, и его клавиши были выставлены напоказ, словно инструмент, оскалившись, приготовился цапнуть незваного гостя. Лавандовые шторы не задернуты, а за ними виднелась стеклянная стена и открывался вид горящего огнями города. Комнату украшали две большие картины, выполненные маслом, и несколько скульптур — бюст какого-то бородатого философа и красивая фигурка обнаженной женщины с воздетыми к небу руками. Слева от белого дивана на маленьком столике стояла статуэтка: нагая фигура молодого юноши, подозрительно глядящего на младенца в левой руке; правой малый держал над головой виноградную гроздь. Мне кажется, что-то похожее я уже где-то видел, только не помню, как оно называлось. Иногда я, признаюсь вам откровенно, ощущаю некоторый недостаток культуры, но обычно я об этом не особенно задумываюсь.
Мы сели на белый диван, и я сказал:
— Мистер Лоример, я — частный детектив. В настоящий момент занимаюсь проверкой владельцев Бри-Айленда.
Почему-то это его ударило как обухом по голове. Не знаю, в чем причина, но вид у него был крайне озадаченный.
Он спросил:
— Бри-Айленда? И что вы хотели услышать?
— Вы продали остров несколько месяцев назад, верно?
— Ну да, продал. — Он выпятил губы и напыжился, приняв устрашающий вид, — точь-в-точь канарейка, которая из-за прутьев клетки пытается напугать кота. — Однако, сэр, я не понимаю, какое лично вам до всего этого дело.