Джокер
Шрифт:
— Я прекрасно себя чувствовала, господин Терехов. И кроме того, у меня было очень мало времени. У меня и теперь его очень мало, поэтому отложите все, что вы хотите мне сказать, до лучших времен. Хотя бы до завтра. Договорились?
Лейтенант смерил ее весьма красноречивым взглядом, обреченно махнул рукой, козырнул и отправился куда-то в глубь крейсера. Тищенко проверил крепление груза на носилках, коснулся кнопки на маленьком пульте, извлеченном из кармана, и носилки выкатились с причальной палубы в коридор.
— Это все, что вы привезли мне для исследования? — спросил он, делая шаг в сторону ожидающей машины.
— Нет. — Мэри двинулась следом, на ходу пристраивая лямки сумки на правое плечо. — В этой сумке еще кое-что, но открою я ее, с вашего позволения, только в лазарете. Все это следует осматривать в комплексе, тогда, возможно, сложившаяся картина будет цельной.
— Как вам будет угодно. Никита Борисович, вы присоединитесь к нам?
— Возможно, чуть позже, — покачал головой Никита. — Мне тоже интересно более подробно ознакомиться с находками и выслушать ваш комментарий, но сейчас мне нужно разобраться с некоторыми текущими моментами.
На самом деле, никаких проблем, требующих непосредственного участия командующего, на эскадре в данный момент не было. И Корсакову действительно очень хотелось отправиться в лазарет прямо сейчас. Но он не без оснований полагал, что у Мэри есть вопросы, которые ей будет проще обсудить с Тищенко с глазу на глаз. Полный отчет о находках он получит в любом случае, а присутствовать при разговоре женщины с лечащим врачом может только муж, да и то не всегда.
В этой части лазарета Мэри еще не была. Собственно, до сих пор ей довелось побывать только в реанимационном боксе и в крохотной двухместной палате, в которой она окончательно приходила в себя после критической кровопотери, которая, собственно, и отправила ее в реанимацию. Сейчас она с любопытством осматривала просторное, ярко освещенное помещение, все стены которого были уставлены и увешаны самой разнообразной аппаратурой. Посередине стоял операционный стол, белый настолько, что было больно глазам. Рядом с ним застыли двое носилок, и непроницаемо-черные мешки на них оскорбляли зрение, как грязное пятно на чисто вымытом полу.
— Как я понимаю, там, — Тищенко кивнул на носилки, — трупы?
— Да, доктор. А здесь, — Мэри приподняла сумку за лямки и слегка встряхнула, — насколько я могу судить, то, из-за чего они стали трупами. Не угодно ли взглянуть?
— Прошу, — врач повел рукой в сторону стола, и она, открыв сумку, достала и поставила на сверкающую поверхность штатив с пробирками.
— Это принадлежит Генетической Службе Бельтайна — видите клеймо? Я не знаю, что находится внутри, но могу предположить, что это генетический материал Линий — Служба не работает с нелинейными. Во всяком случае, не работала на моей памяти. Что же касается вот этого… — контейнер с мозгом занял место рядом со штативом, — то я надеюсь, ВЫ объясните мне, что это такое. У меня есть определенные предположения, но пока они не подкреплены квалифицированным медицинским заключением, у меня нет возможности предъявить обвинение тому, кого я считаю шеф-поваром адской кухни, найденной нами на дне Маклира. Господин Тищенко, мне не к кому больше обратиться. Ни одному врачу на Бельтайне я не могу доверять, за исключением разве что деревенских костоправов, но они вряд ли смогут разобраться в предмете.
Русский врач издал какой-то странный полузадушенный звук, и Мэри подняла взгляд от своих трофеев. Тищенко был бледен, бледен до синевы, до того, что даже седые усы казались темными на фоне побелевшей кожи.
— Сэр?
— Извините, мисс Гамильтон. До меня доходили некоторые слухи, но своими глазами я такое вижу впервые. Мисс Мэри, госпожа майор, я прошу вас, я умоляю — дайте мне сорок восемь часов, — он явно пытался взять себя в руки, чтобы не захлебнуться рвущимися наружу словами. — Дайте мне сорок восемь часов, и я приложу все усилия для того, чтобы у вас на руках оказалось самое полное, самое исчерпывающее медицинское заключение по данному вопросу. Обещаю вам, что я никак не поврежу этот… гм… препарат. Я буду очень, очень осторожен с вашим вещественным доказательством, даю вам слово…
— Пятьдесят шесть.
— Что, простите?
— Я могу дать вам пятьдесят шесть часов, это двое бельтайнских суток. Больше — вряд ли, но на это время можете смело рассчитывать. Как-нибудь отговорюсь. В первый раз, что ли? — Мэри слегка пожала плечами.
— Благодарю вас. Я ваш должник и не забуду этой услуги. Да что я такое говорю, при чем тут я — этого не забудет Империя! — взволнованный врач прижал руки к груди.
— Господин Тищенко, — иронически усмехнулась Мэри, — я надеюсь, вы не сочтете меня самоуверенной нахалкой, но я все же предпочитаю человеческую благодарность государственной. Государство, как правило, тяготится ролью должника и по этой причине бывает не слишком благосклонно к кредитору. То же, собственно, относится и к людям, но в несколько меньшей степени.
Успевший прийти в себя медик понимающе и чуть-чуть высокомерно улыбнулся:
— Как вам будет угодно, мисс Мэри. Я все-таки надеюсь, более того, я совершенно уверен, что у вас будет возможность переменить ваше мнение. Однако это дело будущего, а нам следует вернуться к более насущным проблемам. Итак, вы подремали в катере, пока летели с поверхности на орбиту. Перед этим не спали более двух суток. Чем вы занимались? Это не праздное любопытство, — поднял он ладонь, увидев, как лицо Мэри становится упрямым и неуступчивым. — Вы определенно не в порядке и я должен знать, какие меры следует предпринять.
— Ну, я… Когда я спустилась на Бельтайн, я узнала, что в результате бомбардировки погиб мой друг. Лучший друг. Ближе Келли О’Брайена у меня не было никого, — голос изменил Мэри, она судорожно сглотнула. Тищенко тактично сделал вид, что ничего не заметил. — Позавчера были похороны. После них мы с Лореной — это подруга полковника Моргана, командующего планетарной полицией, и очень сильный аналитик — засели за разборку сложившейся ситуации и занимались этим примерно полтора суток. Потом я доставала все это, — она кивнула на стол и носилки, — с океанского дна. Собственно, вот и все. Кстати, о Лорене Макдермотт. Она скоро будет здесь, и я прошу вас оказать ей всю необходимую помощь. Дом полковника Моргана, в подвале которого мы работали, взлетел сегодня на воздух, как и моя машина. Явным образом Лорена не пострадала, подвал там крепкий, но все может быть, не мне бы говорить, не вам бы слушать.
— Разумеется, мисс Мэри, я лично осмотрю госпожу Макдермотт. Когда вы ожидаете ее прибытия?
— Не знаю. — кураж на глазах оставлял бельтайнку, она начала сутулиться, губы уже почти не отличались по цвету от бледного лица. — Вероятно, господин Корсаков в курсе — ее и полковника Моргана должен забрать с планеты адмиральский катер. Как только они будут здесь, мне необходимо будет пообщаться с полковником и…
— Я все понял, — кивнул Тищенко. — Подождите, мне надо переговорить с Никитой Борисовичем.
Он отошел на несколько шагов и быстро заговорил по-русски. Выслушав ответ, он повернулся к Мэри и успокаивающе улыбнулся:
— Катер только что стартовал, ваши друзья будут на борту через два часа с четвертью. Вам следует поспать.
Мэри устало покачала головой:
— Боюсь, я не засну — нервы… Сказал бы мне кто еще неделю назад, что я употреблю это слово в собственный адрес… м-да. А если даже и засну, то вы меня не разбудите, а мне надо работать, понимаете, надо.
— Понимаю, — оценивающий взгляд врача стал неприятно острым. — Мне это не нравится, но вы взрослый человек и сами в состоянии решать, что и когда вам следует делать. А почему вы думаете, что не проснетесь вовремя, если вам все же удастся заснуть?