Джокертаунская комбинация
Шрифт:
Теперь я вообразил большую дугу моста, и мощь выплеснулась вместе с мыслью наружу, осязаемая, рисуя тонкую структуру, столь же тонкую, как волосок, перекинутый к стене. Не поддерживаемый ничем, он коснулся земли перед Административным зданием одним своим краем, а другой протянулся за стену, в залив, и указывал на Бэттери-парк. Мост был достаточно
Я посмотрел на творение рук своих и возлюбил его, и сделал второй мост, перекинутый через стену от берега Джерси. Я укрепил стену вокруг, и когда я сделал это, обратил свое внимание к самому Административному зданию.
Мощь все еще рычала, изгибаясь дугой, она была еще сильна. Я снова высвободил ее.
Я помнил, как здание выглядело в снах, которые я видел: волшебная страна, прозрачный замок, прокалывающий небо невозможно высокими и тонкими башенками, укрепленный валом и обнесенный рвом, архитектурная фантазия, родившаяся на стыке Диснея, Босха и Эшера.
Место, где могла воплотиться любая причуда.
Я моделировал энергию в своем уме, оформлял ее и разбрасывал образы по моей серой действительности. И, ах да, добавил еще две вещи: «Искушение», снова целое, и себя в образе Изгоя.
Я закрыл глаза. Сверкнула вспышка, которая заставила всех задохнуться. Рокс задрожал, как дрожал он, когда родились пещеры. Когда все успокоилось, мои шутники задохнулись в изумлении. Я не открывал глаз. Мне не нужно было видеть. Я не хотел смотреть.
– Блоут? – Это был голос Кафки, слишком реальный. Я покачал головой, не желая уходить из моей мечты.
– Блоут, пожалуйста! – он настаивал.
Я обиженно открыл глаза. Кафка разевал рот на меня, на пингвина, который стоял рядом с ним, на пейзаж вокруг нас. Пингвин хихикал. Это было ужасно похоже на меня.
Это был сон. Или скорее я, возможно, вообще никогда не спал. Я начал смеяться все громче и громче.
Каменная стена окружила нас в заливе. Феерические мосты образовали дугу в небе. Я видел хрустальный замок повсюду вокруг меня.
Все это было еще здесь. Все это. Я создал это видение Рокса; я сделал его так уверенно и сознательно, как будто лепил из глины своими собственными руками.
Кроме… «Искушение» было все так же разбито, разбито на куски. И я – я не был Изгоем, я был Блоутом. Но я нашел, что мои две неудачи не имели значения для меня в сравнении со всеми прочими чудесами.
– Блоут, – прошептал Кафка с любопытством. Он все никак не мог перестать пялиться. Смотрел то на меня, то на пингвина, то на великолепный пейзаж вокруг нас. – Это ты…
– Да, – ответил я ему. – Да, это сделал я.
Я хихикал и ржал, легкомысленный и слабый от переутомления.
– Сделал я, – повторил я. – Это мое.
Я не мог прекратить хихикать. Это было на самом деле весело. Вы знаете. Все то время, что я потратил, слушая мысли Блеза и джамперов, и как им нравилось надирать задницы натуралам и оскорблять их, я никогда не понимал почему. Я думал, что они были глупы и юны. Я не думал, что они были правы.
Но теперь… теперь я тоже испытал часть их замешанной на крови эмоции. Я чувствовал это, когда я выпустил демонов; я чувствовал это теперь, глядя на новый облик Рокса.
Эй, всегда приятно знать, что ты можешь ударить в ответ. То, что ты можешь причинить боль, если боль причинили тебе.
И в отделе взаиморасчетов натуралы получили от джокеров долговую расписку мирового класса.
– О, вы будете ненавидеть меня. Хорошо, – сказал я вершинам небоскребов, выступавшим по краю моей стены как шипы. Мощь в моей голове гудела как гнездо шершней, сердито. – Теперь вы действительно научитесь ненавидеть меня.
И я снова хихикнул.