Джокертаунская комбинация

Мартин Джордж Р.Р.

Я слышал, что орудийный огонь усилился и стал ближе. Я чувствовал приближение смерти.

Я смотрел, не шевелясь, пока ум мой бродил по моему Роксу, моему атакованному острову. Никто никогда не говорил мне, что это будет так. Никто и не предполагал, я думаю. Я просто хотел остановить все это.

Ястребок полуупал, полускользнул в открытое окно балкона. Кровь забрызгала его перья, одно крыло было раздавлено и разорвано.

– Блоут… – начал он.

– Я знаю, – сказал я, и один из джокеров подбежал, склонившись над ним.

– Все будет в порядке.

Все будет в порядке, – одна из тех готовых фраз, которые выскакивают, когда вы не в силах думать. Откровенно говоря, я не думал, что что-нибудь «будет в порядке». Я не был уверен, что хоть кто-то из нас останется в живых.

А потом ад пришел нанести мне маленький личный визит.

Раздались крики из-за дверей холла. Стрельба захлебывалась своей победною речью. Я почувствовал смерть Блевотины и Мохового Рта. Двери распахнулись от удара ноги, стекло полетело по плитке пола. Солдаты в штурмовых касках, форме и кевларовой броне шли от центральных входов и по балконам.

У них не было хороших мыслей. Ни одной. Эти люди уже видели смерть своих товарищей и сами убивали в бою. Они думали только о том, чтобы остаться в живых.

Хотя это не совсем точно. Позвольте мне внести ясность. Они собирались остаться в живых, убедившись, что их враг мертв.

– Только двиньтесь, пристрелю! – кричал один из них, размахивая автоматом. Я думал, что так говорят только в фильмах. Это почти заставило меня захихикать… почти. У него была колодка лейтенанта на плече и значок на груди кевларовой брони с именем И. ШЕР.

Пингвин посмотрел на меня.

– Иногда ты просто должен сделать что-то, губернатор, – сказал он мне.

Существо издало нечленораздельный насмешливый звук и бросилось на лейтенанта. Офицер – на самом деле мальчик не старше меня – не колебался.

Очередь почти разорвала пингвина пополам. Яркая артериальная кровь брызнула во все стороны – на Кафку, на меня, на других джокеров, на картину Босха. Части плоти ударили в стеклянные стены и сползли вниз, оставив алые потеки. Тело развалилось на две части, прямо перед возвышением, на котором лежал я, а мальчишка все еще продолжал стрелять. Я знал, что какие-то пули попадают в меня, хотя чувствовал лишь отдаленную тупую боль. Отдельные пули попадали в стекло, но я даже не слышал его звон, таким оглушающим был звук выстрелов, запах пороха и пролитой крови.

Тишина, наступившая, когда он закончил стрельбу, была долгой.

Мальчишка засмеялся – как мог бы засмеяться я. Его взгляд был диким и странным. Ему это нравилось, заставляло чувствовать себя могущественным. Потом он оглядел холл, он искал новую цель. Пусть хоть один дернется, хоть чуть-чуть…

Ненависть в комнате была почти осязаемой, она оседала в моем разуме словно красный туман. Я чувствовал свою беспомощность. Не было ничего, что я мог сделать. И эти сукины дети ждали только повода для убийства.

– Ты Блоут? – рявкнул Шер.

Пара дюжин саркастических ответов пришла мне в голову, но ни один из них не был слишком умным.

– Да.

– Отзови своих проклятых

псов. Немедленно.

Я слышал продолжающуюся резню снаружи. Я посмотрел на джокеров рядом со мной: Кафка, Видео, Саван, Ястребок, может быть, еще дюжина других. Они все смотрели, будто ждали от меня чего-то, и будь я проклят, если я знал, что делать. Я все испортил. Моя некомпетентность убила их так же верно, как если бы я сам, своими руками нажал на спусковой крючок. Кровь пингвина текла по моим бокам как обвинение.

– Мы не псы, – сказал я Шеру. – Мы люди.

– Дерьмо собачье. Все кончено, говнюк.

– Я… Я… – начал я. Они все так же смотрели на меня, и джокеры, и солдаты. – Я не могу приказать им.

– Я думал, ты тут за все отвечаешь, – Шер плюнул.

Я горько засмеялся.

– Да, это так. Конечно, я тут отвечаю за все. Я губернатор. – Я стегал себя словами.

Парень зарычал. Он повернул дуло автомата.

И выстрелил.

Святой Антоний разлетелся разноцветными чипсами. Сюрреалистические ландшафты видений Босха разорвало на длинные осколки, расколотые и разбитые. Зверинец уродств прекратил свое существование, когда автомат мальчишки, которому он противостоял, взревев, раскромсал триптих. Вся картина накренилась и упала на пол, разлетевшись на части.

Уничтожена.

– Нет! – закричал я в громкой после автоматного огня тишине.

– А теперь слушай сюда, губернатор, – сказал Шер, хотя грохот выстрелов наполовину оглушил всех нас. – Останови их, или следующий выстрел будет сюда, – он кивнул на Кафку.

– Я не могу, черт подери! Послушай меня…

Он не дал мне закончить.

– Пока, таракан, – услышал я приговор Шера. Видел, как палец медленно нажимает на спусковой крючок, и знал, что он сделает это.

Я знал.

– Нет! – закричал я снова.

Слизь стекала словно густая лава с моих боков. Я был болен – болен от смерти, болен от разрушения, болен от моей собственной неспособности сделать что-либо. Гнев и ненависть создали во мне новое продолжение. С ним… пусть будет с ним, пришло то же самое чувство, что уже было однажды, когда я создал пещеры. Только на сей раз растущая власть была чувством более глубоким и темным. Сильнее, чем в прошлый раз, и более подконтрольным мне, если вы понимаете, о чем я. Это походило… Я не знаю, как вообразить что-то в своей голове, а потом «выдумать» это наружу.

И оно появилось.

Абракадабра. Пуф.

Все произошло в тот момент, когда я кричал «Нет!». Это произошло, когда я знал, что, если я не сделаю чего-то теперь, я буду наблюдать, как умирает Кафка, точно так же, как смотрел на смерть Арахиса, на смерть Пингвина, на все смерти по всему Роксу этой ночью.

– Нет! – Я закричал, и это что-то выпрыгнуло из меня как дикий зверь. Я знал, что я хотел, и я создал его.

Я не сожалею о нем. Я действительно не сожалею.

Я хотел создать смерть. Я хотел создать месть. Я хотел сделать жен этих солдат вдовами, а детей – сиротами. Я хотел, чтоб они, мать их, страдали.