Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 2
Шрифт:
— Алло! — ответил Вэл.
Кузены виделись всего два раза: Джолли, второкурсник, пригласил как-то новичка к завтраку; а ещё они встретились случайно накануне вечером в несколько экзотической обстановке.
На Корнмаркет-стрит, над мастерской портного, обитало одно из тех привилегированных юных созданий, именуемых несовершеннолетними, коим досталось недурное наследство, чьи родители умерли, опекуны далеко, а инстинкты порочны. Девятнадцати лет сей юноша вступил на стезю, привлекательную и непостижимую для простых смертных, для которых и один проигрыш достаточно памятное событие. Уже прославившись тем, что он был единственным в Оксфорде обладателем рулетки, он проматывал
— Пойдёмте в «Сковородку», выпьем чаю, — сказал Джолли, и они направились в клуб.
Постороннему наблюдателю, увидевшему их вместе, удалось бы, вероятно, заметить неуловимое сходство между этими троюродными братьями третьего поколения Форсайтов: тот же склад лица, хотя серые глаза Джолли были более тёмного цвета, а волосы светлее и волнистее.
— Чаю и булочек с маслом, пожалуйста, — заказал Джолли.
— Попробуйте мои папиросы, — сказал Вал. — Я видел вас вчера вечером. Как дела?
— Я не играл.
— А я выиграл пятнадцать фунтов.
Хотя Джолли и очень хотелось повторить шутливое замечание об азартной игре, которое как-то обронил отец: «Когда тебя обставят — жалко себя, когда сам обставишь — жалко других», — он ограничился тем, что сказал:
— Мерзкая игра, по-моему; я учился в школе с этим субъектом — он набитый дурак.
— Ну нет, не знаю, — сказал Вэл таким тоном, как если бы он выступал в защиту оскорбляемого божества, — по-моему, он отличный малый.
Некоторое время они молча пускали клубы дыма.
— Вы, кажется, знакомы с моими родными? — сказал Джолли. — Они завтра приедут ко мне.
Вэл слегка покраснел.
— В самом деле?! Слушайте, я могу дать вам совершенно точные указания, которыми вы можете руководствоваться на манчестерском ноябрьском гандикапе.
— Благодарю вас, но я интересуюсь только классическими скачками.
— Там много не выиграешь, — сказал Вэл.
— Я ненавижу букмекеров, — сказал Джолли, — вокруг них такая толкучка и вонь, я просто люблю смотреть на скачки.
— А я люблю подкреплять моё мнение чем-то конкретным, — ответил Вэл.
Джолли улыбнулся; у него была улыбка его отца.
— У меня на этот счёт нет никаких мнений; если я ставлю, я всегда проигрываю.
— Конечно, на первых порах приходится платить за советы, пока не приобретёшь опыта.
— Да, но вообще все сводится к тому, что надуваешь людей.
— Разумеется, или вы их, или они вас — в этом-то и есть азарт.
У Джолли появилось слегка презрительное выражение.
— А что вы делаете в свободное время? Гребным спортом не занимаетесь?
— Нет, я увлекаюсь верховой ездой. В следующем семестре начну играть в поло, если только удастся заставить раскошелиться дедушку.
— Это вы о старом дяде Джемсе? Какой он?
— Стар, как кора земная, — сказал Вэл, — и вечно дрожит, что разорится.
— Кажется, мой дедушка и он были родные братья.
— По-моему, среди всех этих стариков не было ни одного спортсмена, сказал Вэл, — все они только и делали, это молились на деньги…
— Мой — нет, — горячо сказал Джолли.
Вэл стряхнул пепел с папиросы.
— Деньги только для того и существуют, чтобы их тратить. Я бы хотел, чёрт возьми, чтобы у меня их было побольше.
Джолли смерил его пристальным неодобрительным взглядом, унаследованным от старого Джолиона: о деньгах не говорят. И опять наступила пауза, оба молча пили чай и ели булочки.
— Где остановятся ваши родные? — осведомился Вэл, делая вид, что спрашивает это между прочим.
— В «Радуге». Что вы думаете о войне?
— Да пока что дело дрянь. Буры ведут себя совсем не по-спортсменски, почему они не бьются открыто?
— А зачем им это надо? В этой войне и так все против них, кроме их способа драться, а я так просто восхищаюсь ими!
— Конечно, они умеют ездить верхом и стрелять, — согласился Вэл, — но в общем паршивый народ. Вы знаете Крума?
— Из Мэртон-колледжа? Только по виду. Он, кажется, тоже из этой игорной компании. Он, по-моему, производит впечатление дешёвого фата.
— Он мой друг, — сдержанно отчеканил Вэл.
— О! Прошу прощения.
Так они сидели, натянутые, избегая смотреть друг другу в лицо, прочно укрепившись каждый на позиции собственного снобизма. Ибо Джолли бессознательно равнялся по кружку своих товарищей, девизом которых было: «Не воображайте, что мы будем терпеть вашу скучищу. Жизнь и так слишком коротка, мы будем говорить быстрее и решительнее, больше делать и знать больше и задерживаться на любой теме меньше, чем вы способны вообразить. Мы «лучшие» — мы как стальной трос». А Вэл бессознательно равнялся по кружку товарищей, девизом которых было: «Не воображайте, что нас можно чем-нибудь задеть или взволновать. Мы испытали все, а если и не все, то делаем вид, что все. Мы так устали от жизни, что минуты для нас тянутся, как часы. Проиграем ли мы последнюю рубашку — нам всё равно. Мы ко всему потеряли интерес. Все — только дым папиросы. Бисмилла!» Дух соперничества, присущий англичанам, обязывал этих двух юных Форсайтов иметь свои идеалы, а в конце столетия идеалы бывают смешанные. Большая часть аристократии нашла свой идеал в догматах «скачущего Иисуса» [16], хотя там и сям личности вроде Крума — а он был из аристократов — тянулись к оцепенелой томности и нирване игорного стола, этой summum bonum [17] прежних денди и ловеласов восьмидесятых годов. И вокруг Крума все ещё собирались представители голубой крови с их былыми надеждами, а за ними тянулась плутократия.
Но между этими троюродными братьями существовала и какая-то более глубокая антипатия, проистекавшая, повидимому, из их неуловимого семейного сходства, которым оба они, казалось, были недовольны, или из какого-то смутного ощущения старой вражды, все ещё существовавшей между этими двумя ветвями форсайтского рода, ощущения, которое зародили в них случайные словечки, полунамёки, обронённые в их присутствии старшими. Джолли, позвякивая чайной ложечкой, мысленно возмущался: «Боже, эта булавка в галстуке, и этот жилет, и манера растягивать слова, и эта рулетка, — какой ужас!»
А Вэл, дожёвывая булочку, думал; «Ну и несносный же субъект!»
— Вы, вероятно, пойдёте встречать ваших родных, — сказал он, вставая. — Я попрошу вас передать им, что я был бы счастлив показать им свой колледж, не то чтобы там было что-нибудь интересное, но, может, им — захочется осмотреть его.
— Благодарю, передам.
— Может быть, они зайдут ко мне позавтракать. Слуга у меня очень искусный малый.
Джолли выразил сомнение — вряд ли у них будет время.
— Но вы всё-таки передадите им мою просьбу?