Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 3
Шрифт:
Боддик поднялся и заявил:
— Я согласен, сэр. А как быть с детьми?
— Сколько им лет, Боддик?
— Две девочки, четырех и пяти лет.
— Ах, да! — Майкл об этом забыл. — Мы что-нибудь для них придумаем.
Боддик пожал Майклу руку и вышел. Другие двое замешкались.
— Прощайте, мистер Бергфелд; прощайте, мистер Суэн! Не могу ли я…
— Разрешите сказать вам два слова?
— Вы можете говорить в присутствии друг друга.
— Сэр, я привык к своему ремеслу. Стрижка, бритье…
— Ну, мы вам раздобудем такую породу кур, которых можно стричь, сказал
Парикмахер криво усмехнулся и заметил:
— Нищим выбирать не приходится.
— А я хотел вас спросить, какой системе мы будем следовать? — осведомился Бергфелд.
— Об этом мы подумаем. Вот две книги по птицеводству для вас и мистера Суэна, потом поменяетесь.
Майкл заметил, что Бергфелд взял обе книги, а Суэн не стал протестовать.
Проводив их, он выглянул на улицу и посмотрел им вслед, размышляя: «Ничего из этого не выйдет, но все-таки пусть попробуют».
К нему подошел какой-то молодой человек.
— Мистер Майкл Монт, член парламента?
— Да.
— Миссис Майкл Монт дома?
— Кажется, дома. Что вам нужно?
— Я должен передать лично ей.
— Вы от кого?
— От Сэтлуайта и Старка.
— Портные?
Молодой человек улыбнулся.
— Входите, — сказал Майкл. — Я узнаю, дома ли она.
Флер была в гостиной.
— Дорогая, к тебе пришел какой-то молодой человек от портного.
— Миссис Майкл Монт? Вам повестка по делу Феррар против Монт; дело о дифамации. Всего хорошего, мэм.
В этот промежуток времени, от четырех до восьми, когда из Мейплдерхема приехал Сомс, Майкл страдал сильнее, чем Флер. Жуткая перспектива: сидеть в суде и наблюдать, как законники по всем правилам юридической науки пытают твою жену! Его нисколько не утешало, что Марджори Феррар также будет фигурировать на суде и ее личная жизнь сделается достоянием общества. Вот почему он был огорчен, когда Флер заявила:
— Отлично! Если она хочет огласки, пусть будет так! Я знаю, что в ноябре прошлого года она летала в Париж с Уолтером Нэйзингом; и мне все говорили, что она целый год была любовницей Бэрти Кэрфью.
Великосветский процесс — сливки для светских кошек, навоз для навозных мух, а Флер — центральная фигура процесса! Майкл с нетерпением ждал Сомса. Хотя кашу заварил «Старый Форсайт», но теперь Майкл у него искал помощи. У старика есть опыт, здравый смысл и подбородок; старик скажет, как нужно действовать. Поглядывая на единственный кусок обоев, не закрытый карикатурами, Майкл думал о том, как жестока жизнь. За обедом ему предстоит есть омара, которого сварили заживо. Вот этот его кабинет убирает поденщица, у которой мать умирает от рака, а сын лишился ноги на войне, и вид у нее всегда такой усталый, что от одной мысли, о ней делается не по себе. Бесчисленные Бергфелды, Суэны, Боддики; городские трущобы, Франция, опустошенная войной, нищие итальянские деревушки! И надо всем этим тонкая корка высшего общества. Члены парламента и светские женщины, как сам он и Флер, любезно улыбаются и сосут серебряные ложки, а время от времени, забыв и ложки и улыбки, вцепляются друг в друга и дерутся не на жизнь, а на смерть.
«Какие она может привести доказательства в подтверждение этих слов?»
Большой Бэн пробил восемь, залаял Дэнди, и Майкл догадался, что пришел Сомс.
За обедом Сомс молчал, и только когда подали бутылку липпингхоллской мадеры, попросил, чтобы ему показали повестку.
Когда Флер ее принесла, он словно погрузился в транс. «О своем прошлом задумался, — решил Майкл. — Хоть бы очнулся поскорее».
— Ну, папа? — окликнула его наконец Флер.
Сомс поднял глаза и посмотрел на дочь.
— От своих слов ты, полагаю, не откажешься?
Флер тряхнула головой.
— А ты хочешь, чтобы я отказалась?
— Чем ты можешь их подкрепить? Мало того, что кто-то тебе сказал, это не доказательство.
— Я знаю, что Эмебел Нэйзинг была здесь и сказала, что ей все равно, пусть Уолтер летит в Париж с Марджори Феррар, но почему ее заранее не предупредили? Тогда она бы тоже могла с кем-нибудь удрать в Париж.
— Мы можем вызвать ее в качестве свидетельницы, — сказал Сомс.
Флер покачала головой.
— На суде она ни за что не выдаст Уолтера.
— Гм! Что ты еще скажешь о мисс Феррар?
— Все знают об ее связи с Бэрти Кэрфью.
— Да, — вмешался Майкл, — но между «все знают» и «такой-то сказал» зияет пропасть.
Сомс кивнул.
— Она просто хочет выманить у нас деньги! — воскликнула Флер. — Она всегда нуждается. Да разве ей есть дело до того, считают ли ее люди нравственной или безнравственной! Она не признает морали; в ее кружке все презирают мораль.
— Ага! Ее точка зрения на мораль! — веско сказал Сомс. Мысленно он уже слышал, как адвокат излагает присяжным современную точку зрения на нравственность. — В подробности ее личной жизни, быть может, и не придется вдаваться.
Майкл встрепенулся.
— Честное слово, сэр, это блестящая мысль! Если мы заставим ее признаться, что она читала некоторые — определенного характера — книги, играла в некоторых пьесах, показывалась в не весьма скромных костюмах…
Он откинулся на спинку стула. А что, если те же вопросы зададут Флер? Ведь мода требует сейчас многого, будь ты в душе хоть трижды нравственна! Кто в наше время признает себя шокированным?
— Ну? — сказал Сомс.
— Видите ли, сэр, у каждого свои взгляды. Наша точка зрения не обязательна для судьи и присяжных. Пожалуй, и мы с вами по-разному смотрим на вещи.