Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 6
Шрифт:
За завтраком он был любезнее, чем обычно, с Грегори, уезжавшим с первым поездом. Как правило, мистер Пендайс относился к нему с опаской: ведь Виджил был кузеном его жены, да к тому же имел чувство юмора.
— Прекрасный человек, — говаривал он, — но только отпетый радикал. Другого названия для странностей Грегори мистер Пендайс не мог придумать.
Грегори уехал, не обмолвившись больше ни словом о деле, приведшем его в Уорстед Скайнес. На станцию его отвез старший грум. Грегори сидел в коляске, сняв шляпу; его голова приходилась в уровень с открытым окном: он, видимо, хотел,
И до самого Лондона он все сидел у окна, и лицо его выражало то растерянность, то добродушную усмешку. Перед ним, как медленно разворачивающаяся панорама, проплывали одна за одной затопленные неярким осенним солнцем церкви, усадьбы, обсаженные деревьями дороги, рощи, все в золотом и красном уборе, а далеко на горизонте, по гребню холма медленно двигалась фигура пахаря, четко вырисовываясь на светлом фоне неба.
На вокзале он нанял кэб и поехал в Линкольнс-ИннФилдс к своему поверенному. Его провели в комнату, в которой ничто не говорило о занятии ее хозяина, если не считать нескольких томов «Вестника юстиции»; на столе в стакане с чистейшей водой стоял букетик ночных фиалок. Эдмунд Парамор, старший партнер фирмы «Парамор и Херринг», гладко выбритый мужчина, лет около шестидесяти, с черными, подернутыми сединой, зачесанными вверх волосами, встретил входившего приветливой улыбкой.
— Здравствуйте, Виджил! Откуда-нибудь из деревни?
— Только что из Уорстед Скайнеса.
— Хорэс Пендайс — мой клиент. Чем могу служить? Какие-нибудь неприятности с вашим Обществом?
Грегори Виджил, усевшись в мягкое кожаное кресло, в котором сиживало так много людей, искавших совета и помощи, с минуту молчал; мистер Парамор, бросив внимательный взгляд на своего клиента, шедший, казалось, из самой глубины его души, сидел, не двигаясь. Было сейчас что-то общее в лицах этих двух столь разных людей: их глаза светились энергией, честностью.
Грегори наконец заговорил:
— Мне тяжело говорить о деле, ради которого я здесь.
Мистер Парамор нарисовал физиономию на промокательной бумаге.
— Я пришел к вам, — говорил Грегори, — чтобы посоветоваться о разводе моей подопечной.
— Миссис Джэспер Белью?
— Да. Ее положение невыносимо.
Мистер Парамор посмотрел на Грегори, соображая что-то.
— Как мне известно, она и ее муж живут врозь.
— Да, вот уже два года.
— Вы действуете с ее согласия?
— Я говорил с ней.
— Вы хорошо знаете закон о разводе?
Грегори отвечал, страдальчески улыбаясь:
— Не очень; я никогда не читаю газетных отчетов о подобных делах. Мне все это отвратительно.
Мистер Парамор опять улыбнулся, но тут же его лицо омрачилось.
— Необходимо иметь некоторые доказательства. У вас они есть?
Грегори провел ладонью по волосам.
— Я не думаю, что будет много затруднений, — сказал он. — Белью согласен, они оба согласны!
Мистер Парамор удивленно поглядел на него.
— Ну и что?
Грегори удивился в свою очередь:
— Как что? Но если обе стороны только этого и хотят, если никто не ставит препятствий, какие могут быть трудности?
— Боже мой! — воскликнул мистер Парамор.
— Да ведь я видел Белью только вчера. Я уверен, что уговорю его признать все, что окажется необходимым.
Мистер Парамор вздохнул.
— Вы слыхали когда-нибудь, — спросил он деловито, — что такое тайный сговор, имеющий целью ввести суд в заблуждение?
Грегори вскочил и зашагал по комнате.
— Я вообще в этом не разбираюсь, — сказал он. — И все это в высшей степени гадко. Для меня узы брака священны, и если они вдруг оказываются не таковыми, то вникать во все эти формальности невыносимо Мы живем в христианской стране, и среди нас нет непогрешимых. На какую грязь вы намекаете, Парамор?
Окончив свою гневную тираду, Грегори опустился кресло и подпер рукой голову. И, как ни странно, мистер Парамор не улыбнулся, а посмотрел на Грегори с состраданием.
— Если оба супруга несчастны в браке, — сказал он, — им не полагается обоим желать его расторжения. Одному из них необходимо делать вид, что он против этого и считает себя пострадавшей стороной. Нужны доказательства измены, а в данном случае — доказательства либо жестокого обращения, либо оставления без средств к существованию. И доказательства эти должны быть объективны. Таков закон.
Грегори проговорил, не поднимая взгляда:
— Но почему?
Мистер Парамор вынул из воды фиалки и понюхал их.
— Как это почему?
— Я хочу сказать, зачем нужен весь этот обходный маневр?
С удивительной быстротой сострадание на лице мистера Парамора сменилось улыбкой, и он проговорил:
— Для того, чтобы не так легко было расшатать моральные устои общества. А как же иначе?
— И вы считаете это высокоморальным? То, что на людей надевают цепи, от которых они могут освободиться только ценой преступления?
Мистер Парамор замазал лицо, нарисованное на промокательной бумаге.
— Куда девалось ваше чувство юмора?
— В этом нет ничего смешного, Парамор.
Мистер Парамор подался вперед.
— Друг мой, — сказал он серьезно, — я вовсе не собираюсь утверждать, что наши законы неповинны в огромном количестве никому не нужных страданий; я не буду говорить, что наша законодательная система не нуждается в преобразовании. Большинство юристов и почти каждый мыслящий человек скажет вам, что очень нуждается. Но это вопрос отвлеченный, и нам сейчас его обсуждение поможет мало. Мы постараемся добиться успеха в вашем деле, если это возможно. Вы не с того конца начали, вот и все. Первое, что мы должны сделать, — это написать миссис Белью и пригласить ее к нам. Затем надо начать слежку за капитаном Белью.
Грегори перебил его:
— Какая гадость! Нельзя ли обойтись без этого?
Мистер Парамор прикусил указательный палец.
— Опасно. Но вы не беспокойтесь, мы все устроим. Грегори поднялся с кресла и подошел к окну. Помолчав с минуту, воскликнул:
— Мне все это противно! Мистер Парамор улыбнулся.
— Всякий честный человек почувствовал бы то же. Но дело в том, что этого требует закон.
Грегори снова разразился тирадой:
— Выходит, никто не может развестись, не став при этом либо сыщиком, либо негодяем.