Джон Картер
Шрифт:
Корабль же висел в нескольких футах над землей. Следовало либо рискнуть и опуститься внутри ограды, либо продолжать движение вперед, без надежды вернуться когда-либо в эту населенную бенсами местность, где отовсюду теперь доносилось рычание могучих барсумских львов.
Вцепившись в борт, Гохан выбросил якорь и закрепил его на вершине стены, а затем и сам спустился на нее. Укрепив якорь окончательно, он принялся рассматривать, что же находилось за оградой.
Спящие внизу по-прежнему не двигались — казалось, что они мертвы. Слабый свет падал из отверстий в крепости, но не было слышно или видно никаких признаков тревоги. Цепляясь за веревку, Гохан спустился со стены и тут смог внимательно осмотреть лежащие фигуры, которые он принял за спящих. С приглушенным восклицанием ужаса он отвернулся от безголовых рикоров. Вначале он решил, что эти существа подобны ему, но обезглавлены. Затем заметив, что они движутся, понял, что они живые. От этого открытия его ужас и отвращение только увеличились.
Однако здесь скрывались объяснения события, свидетелем которого он стал днем, когда Тара сбросила голову своего спутника, и Гохан видел, как эта голова вернулась к своему телу. Подумать только — жемчужина Гелиума во власти этих отвратительных созданий!
Гохан вновь вздрогнул, но затем взял себя в руки. Взобравшись на палубу, он опустил аэроплан на землю. Затем двинулся к воротам, пробираясь среди лежавших, лишенных сознания рикоров; миновав их, он вошел в крепость.
8. В КРЕПОСТИ
Чек, в недавнем прошлом третий десятник поля Лууда, сидел, переживая свой гнев и унижение. Неожиданно в нем проснулось нечто, само существование чего ему раньше и не снилось. Было ли его беспокойство и неудовольствие влиянием странной пленницы? Он не знал. Он подумал о смягчающем влиянии шума, который она называла пением. Могут ли существовать более приятные и ценные вещи, чем холодная логика и бесчувственная сила ума? Может ли быть сбалансированное уравновешенное совершенство предпочтительнее предельного развития единственной характеристики?
Он думал о всеобъемлющем мозге, о котором мечтали все калданы. Этот мозг был бы глухим, слепым и немым. Тысячи прекрасных незнакомок могли бы петь и танцевать перед ним, но он не почувствовал бы удовольствия, так как не обладал бы необходимыми органами чувств для восприятия всего этого. Калданы сами отрекались от самых больших удовольствий, доставляемых чувствами. Чек подумал, как далеко они зашли в этом процессе. Затем он стал размышлять над самой основой их теории. В конце концов, возможно, девушка права: для какой цели служил бы этот огромный мозг, замурованный в своей подземной норе?
Из-за этой теории он, Чек, должен был умереть. Так приказал Лууд. Несправедливость этого приказа наполнила его гневом. Но положение его безвыходное. Спасения не было. За оградой его встретили бы бенсы, внутри — другие калданы, безжалостные и жестокие. Такие понятия, как любовь, верность, дружба, не были им знакомы — это были лишь мозги. Он может умертвить Лууда, но какая в этом для него выгода? Другой король будет освобожден из замурованного помещения, а Чек будет убит. Чек не испытал бы даже радости мщения, ибо не был способен на такие чувства.
Чек, взобравшись на своего рикора, шагал по комнате, в которой ему приказали оставаться. Обычно он принимал распоряжения Лууда с полной невозмутимостью, так как они всегда были строго логичны. Но вот теперь ему казалось, что это неверно. Его очаровала пленница. В жизни, оказывается, есть удовольствия, и их немало. Мечта о совершенном мозге покрылась дымкой и отступила в самую глубину его сознания.
В это время в дверях показался красный воин с обнаженным мечом. Это был мужской двойник пленницы, чей мягкий голос победил холодный и расчетливый мозг калдана.
— Молчать! — приказал вошедший, помахав обнаженным мечом перед глазами калдана. — Я ищу женщину, Тару из Гелиума. Где она? Если тебе дорога жизнь, говори быстрее и только правду!
Если он ценит свою жизнь! Именно об этом думал только что Чек. Он быстро соображал. В конце концов совершенный мозг сам по себе бесполезен. Возможно, он найдет путь спасения от власти Лууда.
— Ты представитель ее народа? — спросил он. — Ты пришел освободить ее?
— Да.
— Тогда слушай. Я подружился с нею и поэтому должен умереть. Если я помогу тебе освободить ее, ты возьмешь меня с собой?
Гохан из Гатола оглядел странное создание с головы до пят — совершенное тело, гротескная голова, лишенное выражения лицо. И среди таких существ дни и недели томилась в плену прекрасная дочь Гелиума?!
— Если она жива и не ранена, — сказал он, — я возьму тебя с нами.
— Когда ее увели от меня, она была жива и не ранена, — ответил Чек. — Я не знаю, что случилось с нею после этого. За ней послал Лууд.
— Кто такой Лууд? Где он? Веди меня к нему!
Гохан говорил быстро и властным тоном.
— Идем, — сказал Чек и направился из комнаты в коридор, ведущий в подземные норы калданов. — Лууд — это мой король. Я отведу тебя туда, где он находится.
— Быстрее! — настаивал Гохан.
— Спрячь меч в ножны, — посоветовал ему Чек. — Мы будет проходить мимо калданов, и я скажу им, что ты новый пленник. Они мне поверят.
Гохан поступил так, как советовал ему Чек, но предупредил калдана, что его рука на рукояти кинжала.
— Ты не должен ждать от меня вероломства, — сказал Чек. — В вас заключена моя единственная надежда на жизнь.
— Но если ты обманываешь меня, — предупредил его Гохан, — тебя ждет смерть, такая же верная, как и по приказу твоего короля.
Чек ничего не ответил, он продолжал быстро идти по спускающимся подземным коридорам, пока наконец Гохан не сообразил, насколько он в руках своего странного помощника. Даже если он обманет его, Гохан не может его убить, так как без его помощи не найдет обратного пути к крепости и дороге.
Дважды их встречали и расспрашивали калданы, но в обоих случаях простое разъяснение Чека, что он ведет нового пленника к Лууду, рассеивало все подозрения, и они наконец пришли в приемную короля.