Джон Рид
Шрифт:
— В Америке существует предубеждение против России: все, что делают русские, у нас объявляется преступным и аморальным. Вот против этого я и хотела заявить свой решительный протест.
Это заявление не встречает ни малейшего понимания со стороны комиссии. Следуют новые вопросы.
Юм.Были ли убийства на улицах?
Брайант.Нет. Один только раз я видела убитого на улице. Это было во время контрреволюционного мятежа. Во время взятия Зимнего дворца было очень мало убитых. Еще я видела, как в Петрограде снайпер-провокатор убил прохожего.
Нельсон.Большевики
Брайант.Хотели. И отбросили немцев. Разве вы не знаете, что они просили помощи у США, чтобы отказаться от Брест-Литовского договора?
Нельсон.Нет.
Брайант.Что, Робинс имел документ от Ленина?
Нельсон.Никогда не слышал.
Брайант.А я видела!
Сенатор молчит…
Луиза Брайант говорит о свободе печати в России, о позоре интервенции, о диктатуре пролетариата, о советской демократии.
Нельсон.Что вы можете сказать о документах Сиссона?
Брайант.Полковник Робинс имел их задолго до появления Сиссона и показывал их мне как любопытные образцы фальшивок.
Уолкотт.Но вы не можете этого знать!
Брайант.Нет, я знаю! И писала об этом, когда эти «документы» стали публиковать!
Заседание подходит к концу. Луиза произносит свои заключительные слова:
— Я считаю Советское правительство настоящим правительством России. Русские хорошо относятся к Америке, и мы не должны вмешиваться в их дела.
В тот же день после обеденного перерыва комиссия приступила к допросу Джона Сайласа Рида. Его подводят к присяге, и тут — первое замешательство. Рид отказывается принести присягу. Причины? Во-первых, он не принадлежит к какой-либо религии; во-вторых, он привык, что его честное слово — достаточная гарантия. Сенаторы бесятся, хотя в душе каждый из них понимает, что присяга еще ни разу не смутила ни одного лжесвидетеля.
Джек остается невозмутим. Он помнит другую присягу: торжественную клятву перед III съездом Советов отдать все свои силы делу борьбы за социализм. Этот допрос — тоже борьба. Рид к нему готов, он знает, что и о чем будет говорить. Разумеется, не этим людям, осмелившимся судить большевизм, а для стенограммы, для очередного тома протоколов сенатской комиссии, который попадет во все библиотеки страны.
Бесконечные идиотские вопросы о его происхождении (сенаторам не к чему придраться. Джек — чистокровный американец из старой, вполне добропорядочной семьи), о поездках на фронты, о путешествии в Россию. Затем:
Юм.Участвовали ли вы в политической деятельности, когда были в России?
Рид.Да, мою деятельность можно назвать политической.
Юм.Вы ведь выступали а России с речами?.. На Третьем съезде Советов рабочих и солдатских депутатов?
Рид.Да.
Юм.Ваша политическая деятельность, очевидно, не ограничилась этим?
Рид.Я был членом Бюро интернациональной пропаганды при комиссаре по иностранным делам.
Юм.В течение какого времени вы были связаны с этой организацией?
Рид.Примерно два месяца.
Он подробно останавливается на деятельности
Вслед за Луизой Брайант Рид разоблачает нелепые россказни о «голоде» как результате перехода власти к Советам, подробно рассказывает о тех усилиях, которые прилагают большевики, чтобы обеспечить население всем необходимым. Он подробно описывает для примера положение дел на одном предприятии в Сестрорецке, которое управляется самими рабочими.
— Когда оно перешло в руки рабочих, производственные расходы уменьшились на пятьдесят процентов, рабочий день сократился с одиннадцати с половиной до восьми часов, а выпуск продукции увеличился на сорок пять процентов. Но это далеко не все. Рабочие взяли в свои руки также городское самоуправление, проложили канализационную систему, которой до того времени не было, выстроили трехэтажную школу и больницу.
Уолкотт.Выходит, что Советское правительство более умело и рационально организовало производство, чем прежнее правительство России?
Рид.Да, безусловно! Я считаю, что капиталистическое правительство вообще не способно хорошо организовать производство.
Затем следует длинный спор между Ридом и Юмом о праве народа изменять форму правления методами, не предусмотренными конституцией. Подтекст этого спора ясен: Рида пытаются уличить в призыве к «насильственному свержению существующей власти». Рид отклоняет навязываемую ему точку зрения: все, что достижимо в рамках закона, не нуждается в насилии. Но и воля большинства не должна узурпироваться меньшинством только потому, что так было когда-то записано в законе.
Для Юма это слишком сложно, ему нужно зацепиться за привычный ярлык, и он спрашивает с надеждой Рида, не разделяет ли тот взгляды анархистов.
Рид.Нет. Анархия — это отрицание всего на свете.
Юм.Я имею в виду полное упразднение государственной власти.
Рид.Нет, таких воззрений у меня не было. Я решительно против анархии.
Уолкотт.Считаете ли вы необходимой национализацию промышленности и земли в нашей стране подобно тому, как это было сделано Советским правительством в России?
Рид.Я бы высказался в пользу национализации промышленности и земли, но остается вопрос о методе. У меня никогда не возникало мысли о том, что национализация не может быть осуществлена мирным путем. Я и сейчас думаю, что, если большинство населения нашей страны будет за национализацию, народ своего добьется.
Уолкотт.Законным конституционным путем!
Рид.Любым путем, который может обеспечить достижение цели.
Уолкотт.Для этого нам пришлось бы изменить конституцию.