Джон Рид

Во времена, теперь уже ставшие историей, больше ста лет назад длиннорукий и долговязый янки по имени Генри Д. Грин обогнул вместе со своим братом мыс Горн на парусном судне, высадился на западном побережье Америки и обосновался в сбитом из сосновых бревен поселке Портленд.

Это был дед Джона Рида со стороны матери.

Здесь, среди диких просторов штата Орегон, вместе с братом он основал Портлендскую

газовую компанию. Построенные ими газовые заводы были первыми в Орегоне и третьими на всем тихоокеанском побережье США. Братья были энергичные и предприимчивые люди — в те годы перед такими раскрывались на Западе неограниченные возможности.

Генри Грин вскоре разбогател, вошел в избранное общество Портленда и зажил на широкую ногу: копить деньги он не любил и не умел, как и его потомки.

У старого Грина было четверо детей. Старший сын — Рэй — всю жизнь бродяжничал по свету в поисках приключений. Изредка как снег на голову он сваливался в Портленд и поражал воображение племянников невероятными, экзотическими историями. Второй сын ничем примечателен не был. Одна из дочерей вышла замуж за армейского офицера, вторая, Маргарет, — за небогатого, но предприимчивого дельца Чарльза Джерома Рида. Брак Маргарет в какой-то степени считался мезальянсом. Ее избранник не принадлежал к лучшим семьям города, к тому же был приезжий — из штата Нью-Йорк. Занимался он продажей сельскохозяйственных машин. Дела Чарльза Рида шли хорошо. Его приняли в лучших домах Портленда, а вскоре он стал душой общества и даже был избран президентом Арлингтон-клуба.

Старый Грин владел в окрестностях Портленда большим поместьем Седар-Хилл, где возвел настоящий замок во французском стиле. Вокруг главного здания простирался огромный парк с живописными аллеями, зелеными лужайками, весело журчащими ручьями, таинственными беседками. В городе о поместье ходили легенды, но чести быть приглашенным туда на пикник удостаивались лишь немногие.

В Седар-Хилле 22 октября 1887 года Маргарет Рид родила своего первого ребенка — здорового, горластого мальчишку. Генри Грин внука не дождался: он умер за два года до этого радостного события. При крещении младенец получил имя Джон Сайлас. Дома его называли Джек [1] .

Жизнь в Седар-Хилле способствовала развитию в мальчике романтических склонностей. Во всяком случае, миссис Рид подчас беспокоило слишком пылкое воображение ее старшего сына.

Почти все слуги в доме были китайцы — их много жило тогда на тихоокеанском побережье Америки. С одним из них — мудрым старым поваром по имени Ли Синг — мистер Рид любил вечерами беседовать о делах и политике.

Джеку Риду тоже нравилось сидеть в увешанной пестрыми китайскими фонариками комнатушке повара, но совсем по другой причине. Он часами самозабвенно слушал диковинные сказки, которые мастерски рассказывал ему Ли Синг, прихлебывая виски из тоненькой фарфоровой чашечки. В конце концов Джек сам выдумал страшное чудовище по имени Хормуз, которое якобы жило в лесу за городом и воровало детей. Невероятные рассказы Джека о его встречах с чудовищем приводили в трепетный страх соседских ребятишек.

Откуда-то из Южной Америки неожиданно пожаловал зычноголосый дядя Рэй с целым коробом невероятных историй о революциях, кровавых битвах и морских разбойниках. Разумеется, племянник оказался самым благодарным слушателем. Дядя Рэй, по его словам, со времени своего последнего приезда в Штаты успел осуществить революцию в Гватемале и стать там министром. Впрочем, его правление ограничилось лишь двумя государственными актами: организацией грандиозного бала и… объявлением войны Германии — из-за того, что учитель немецкого языка в колледже всегда ставил дяде Рэю плохие отметки.

Джон Рид никогда не мог вспомнить, сколько ему было лет, когда мать научила его читать. Во всяком случае, очень рано. Читал он с равным интересом и то, что полагалось в его возрасте, и то, что не полагалось. К восьми годам в его библиотечном формуляре (если бы кто-нибудь такой вел) числились бы: Марк Твен, «Тысяча и одна ночь», Вальтер Скотт, «Свет Азии» Эдвина Арнольда, Билл Най и прочее и прочее. Даже полный энциклопедический словарь Вэбстера. Особенно захватили его воображение средневековые легенды о рыцарях Круглого стола. Под их прямым влиянием на чердаке своего дома Джек устроил маленький театр, в котором сам разыгрывал роль короля Артура, а его младший брат Гарри — королевы Джинервы. В девять лет Джек Рид твердо решил стать писателем и в общем остался верен этому решению навсегда. В подтверждение его серьезности он принялся немедленно сочинять… «Комическую историю Соединенных Штатов». Выбор темы для первого литературного труда не случаен. «История, — писал Рид много лет спустя, — была моей страстью: гордо выступающие короли, шеренги воинов, сомкнутым строем пробивающиеся вперед под градом осыпающих их длинных стрел».

Родители (из-за этого они поселились в небольшом домике в самом городе) отдали Джека и Гарри в лучшую частную школу штата — Портлендскую академию. Вначале Джек воспылал страстью к учению, но потом остыл, и накрепко. Мертвая, сухая зубрежка считалась в ту пору гораздо более почетным педагогическим методом, чем ныне, более того — была единственным.

Став взрослым, Джон Рид с полным основанием без всякого почтения называл эту систему идиотской, а своих учителей — идиотами. Поскольку школа вызывала в нем только отвращение, мальчик расходовал свою энергию за ее стенами. Он сооружал во дворе дома железную дорогу, строил в лесу романтичные хижины, совершал путешествия на плотах по реке Вилламет. Потом он начал рыть тоннель от дома к школе (ровно две мили…) — Достойный преемник старого Грина решил осуществить великолепное предприятие, сулившее в будущем кучу денег: украсть двух овец, спрятать их в тоннель и развести стадо, которое потом можно будет продать.

Это был первый и последний случай, когда Джон Рид попытался выступить на коммерческом поприще.

Несмотря на свою неуемную энергию, Джек был физически слабым и застенчивым ребенком. От рождения у него было что-то неладное с почками, и он часто проводил дни в постели. Все эти обстоятельства сильно мешали общению с другими мальчишками — в Портлендской академии Джек не нашел своего места.

Шумные, буйные игры сверстников, их бесконечные драки, жестокость, столь обычная у малоразвитых детей, отталкивали Джека. Свое невольное одиночество он в глубине души остро переживал.

Другие школьники не прощали Джеку эту отчужденность, считая ее признаком высокомерия.

Даже через много лет воспоминания о Портлендской академии вызывали у Рида неприятные чувства.

«…Я не был вполне счастлив. Я часто болел. Кроме нескольких друзей, мне не везло в отношениях с мальчиками. У меня не хватало силы и задора, чтобы преуспевать в спорте (исключение составляло плавание, которое я всегда любил). И я действительно был порядочным трусом в том, что касалось физической боли. Я готов был прокрасться через заднюю ограду, чтобы уйти от мальчишек, которые собирались меня поколотить или которых я лишь подозревал в этом. И как это ни странно, но когда меня действительно загоняли в угол и заставляли драться, то даже побои не казались мне и в сотой доле такими ужасными, каким был страх перед ними».

Внешняя робость Джека вызывала некоторое беспокойство его отца, опасавшегося, что сын вырастет слабым для мира, в котором рассчитывать на успех могут только сильные. Но миссис Рид, как это ни парадоксально, совсем не считала сына ни робким, ни тем более трусливым.

Побуждаемая, быть может, чем-то открывавшимся только ей, она однажды безапелляционно заявила:

— Гарри — агнец. Но Джек — львенок. Я предпочитаю львов.

Когда Джону было десять лет, он совершил вместе с родителями поездку по стране, побывал и в Вашингтоне. Тогда же он перенес первый по-настоящему сильный приступ болезни почек. Приступы эти повторялись регулярно до шестнадцати лет, чтобы потом оставить его на некоторое время в покое.