Джонни-ангел
Шрифт:
— Какие же это преграды? — уточнила Элис.
— Честно говоря, я и сам пока не разобрался, — признался Джонни. — Все дело в психологии — вот все, что я могу сказать.
— Как же ты собираешься с ними бороться, с этими трудностями? — удивилась она.
— Этого я тоже не знаю. Зато я чувствую, что нужно сделать. И когда. Ты уж извини, но объяснить, как именно это происходит, я не в состоянии. Нужные мысли приходят ко мне сами собой, словно откуда-то извне. А стоит мне о чем-то подумать, то и исполняется. Что касается Бобби, то ему в любом случае нужно немного попрактиковаться. Кроме того, его следует соответственным образом подготовить,
Элис снова кивнула. Ей было трудно выразить свои мысли словами, но в душе она понимала, какое значение будет иметь для Джима то, что его сын снова начал говорить. Для него это означало свободу, прощение, освобождение от груза вины за содеянное когда-то. А это, в свою очередь, должно было изменить и его жизнь, и их жизни тоже. Вот почему ей не терпелось обрадовать мужа добрыми новостями, однако она понимала, что и ей, и Бобби лучше положиться на Джонни, который явно знал (хотя он и утверждал обратное), что делал. До сих пор, во всяком случае, ему удавалось добиться только положительных результатов. И ему хотелось добиться гарантированного успеха. Было бы куда хуже, если бы они поторопились и мальчик, занервничав, начал бы заикаться, а то и вовсе решил бы, будто он всех подвел, и замолчал снова.
Через полчаса ужин был готов, и Элис позвала всех к столу. За ужином Джим снова расспрашивал Шарли о баскетболе и сыпал советами, как опытный тренер. Его советы были достаточно профессиональны, и Шарли с удивлением смотрела на отца, словно видела его впервые. Внимание, одобрение, поддержка отца — это было именно то, в чем она столько времени нуждалась. Разделявшая их стена враз рухнула, и Джим сделал гигантский шаг навстречу своей дочери.
— Хорошо, па, я попробую делать так, как ты советуешь, — пообещала она, купаясь в лучах отцовского одобрения. Она улыбалась, глаза ее сияли. До сих пор ее отец только с Джонни разговаривал так уважительно и внимательно. Да-да, именно уважительно, потому что сегодня она сумела доказать ему, что тоже на что-то годится. И теперь, когда она продемонстрировала, на что способна, Джим готов был признать свою ошибку. Он своими глазами увидел, что его дочь — превосходная спортсменка, и сознание этого наполнило его гордостью. А Шарли, слушая его, улыбалась и чувствовала себя любимой дочерью и самой счастливой девочкой в мире.
Вечером следующего дня Джим, вернувшись с работы, предложил Шарли прокатиться и заехать по дороге в кафе. Он решил угостить дочь гамбургерами с тунцом и газировкой. Это было что-то новенькое, и Элис не стала возражать. С улыбкой она наблюдала за тем, как Шарли усаживается в машину, оживленно разговаривая с отцом. Они отъехали, а Элис вышла во двор, где Джонни и Бобби бросали в корзину мяч. Ей все еще казалось, что она стала свидетельницей настоящего чуда. Джим, который словно не замечал дочь, отправился с ней в придорожный ресторанчик! Он явно стремился наверстать упущенное.
Поскольку Джим и Шарли поехали в кафе, Элис не спешила с ужином и спохватилась, только когда часы уже показывали начало восьмого. Им уже давно пора было вернуться, поскольку кафе находилось совсем недалеко, между тем они отсутствовали уже почти два часа. В восемь ее беспокойство достигло предела. Дурные предчувствия не оставляли ее, Элис была в панике. В половине девятого она уже было решила отправиться на поиски, но тут ей позвонили из местной больницы. Джим и Шарлотта были там. С обоими все было более или менее в порядке, если не считать небольшого сотрясения у Шарли.
— Что произошло? — спросила Элис, трясущимися руками сжимая телефонную трубку, и сестра из приемного покоя прочитала ей запись в больничной карте. Оказывается, Джим снова попал в аварию. Не справившись с управлением, он задел стоящий у обочины шоссе грузовик. Сам он не пострадал, но Шарлотта ударилась головой о приборную доску. Пытаясь успокоить Элис, дежурная сестра добавила, что ее дочь, возможно, отделается синяками. Девочку уже осмотрел врач, и скоро ее с отцом отпустят домой.
Едва повесив трубку, Элис бросилась к Джонни, чтобы рассказать ему обо всем. Бобби, к счастью, был у себя, он делал уроки в своей комнате, и она могла не бояться напугать мальчика. А он мог испугаться одного ее вида — до того бледной она была и так сильно дрожали у нее руки.
Выслушав ее, Джонни даже присвистнул.
— Он что, пил? — спросил он, и Элис пожала плечами.
— Не знаю. Когда они уезжали, Джим был как будто в порядке, — честно ответила она, но они оба знали: Джим вполне мог «заправиться» по дороге. Одна-две банки пива, бокал вина или порция джина — и вот результат: снова авария! А ведь он ехал не один, с ним была Шарли… Должно быть, подумала Элис, та авария пятилетней давности так ничему его и не научила: Джим по-прежнему не мог контролировать себя, не мог отвечать за свои действия. Она долго терпела его пьянство, но то, что случилось сегодня, стало последней каплей. Муж снова подверг опасности жизнь их ребенка, и Элис больше не могла ему доверять. Нужно было что-то решать.
Она все еще сердилась на Джима и на себя, когда около одиннадцати они, наконец, приехали. У Шарли была забинтована голова. Врачи велели ей пока избегать физических нагрузок; впрочем, они считали, что уже через неделю она сможет участвовать в соревнованиях, но Элис это не обрадовало. Она знала, что сложись обстоятельства иначе, и ее дочь могла остаться калекой или погибнуть.
Уложив Шарли в постель, Элис вернулась в кухню. Джонни к этому времени уже был в комнате Бобби. Джим был бледен как смерть, руки и губы у него дрожали, но он все же ухитрился налить себе чашку кофе и выпить ее залпом. Теперь он виновато смотрел на жену, ожидая ее реакции. Элис была вне себя.
— Ты хоть понимаешь, что из-за тебя Шарли могла погибнуть? — спросила Элис, с трудом сдерживая бушевавшую в груди ярость.
Джим не ответил, впрочем, ответа и не требовалось — они оба, к сожалению, хорошо знали, какими могут быть последствия автомобильных аварий.
— Я запрещаю тебе возить куда-либо детей, раз ты не можешь отвечать за свои действия, — отчеканила она, сурово глядя на мужа. — Можешь пить сколько угодно, но не смей садиться за руль, когда у тебя в машине находится кто-то из моих детей.
Джим промолчал. Отодвинув стул, он сел на него, низко опустив голову. У него был вид человека, потерпевшего серьезное поражение в жизни. Он сильно напугал Шарлотту, но самое главное — он напугал себя.
— Я знаю, ты имеешь право ругать меня, — проговорил он, наконец, и снова надолго замолчал, пытаясь собраться с мыслями. По его голосу и по всей его позе было хорошо видно — он знает, чем все могло закончиться. Опыт, горький опыт у него был.
— Если бы с ней что-то случилось, я бы никогда этого тебе не простила. И ты сам бы себе не простил, — добавила Элис, глядя на него в упор.