Джордано Бруно и генезис классической науки
Шрифт:
Несколько уточним соотношение между перипатетической физикой и дифференциальным представлением. Перипатетическая физика - континуальная теория. Но ее континуальность - формальная: движение фактически {170} не включает состояний, получающих локальную характеристику, на бесконечно уменьшающемся отрезке в бесконечно стягивающееся время в сущности ничего не происходит, движение это - движение из чего-то во что-то, и именно эти "что-то" и определяют движение. Траектория тела - это отнюдь не цепь мгновенных физических событий, какой она стала в классической науке при дифференциальном подходе к движению.
Каково же место атомистики Бруно в эволюции, приведшей к классической концепции движения?
В перипатетической картине мира
В истории науки под этим термином "скрывается" следует понимать существование того или иного сдвига в сторону более точного представления о природе. История науки рассматривает всевозможные движения мысли, в том числе попятные, а также обрывающиеся, заходящие в тупик. Но их историческая оценка (в частности, само присвоение этих эпитетов "попятные", "обрывающиеся") возможна в том случае, если все зигзаги мысли рассматриваются на фоне необратимой в целом эволюции науки, необратимого приближения к истине. С такой точки зрения присвоение атому титула монады означает, что атом своим поведением и существованием отображает мировую гармонию, совокупность определяющих процессы природы взаимодействий, не только находясь в "естественном месте", но в каждый момент.
Эта мысль не могла стать отчетливой у Бруно. Отчетливый характер она получила в XVII в., а строгий и однозначный - в конце XVIII в. у Лагранжа, хотя этим вовсе не закончилась эволюция дифференциального представления. Отчетливый, собственно научный эквивалент атома-монады состоит в том, что частица в каждый {171} момент находится в определяющем ее поведение силовом поле и в этом смысле в каждый момент входит в универсальную связь тел и процессов, воздействующих друг на друга в качестве источников силовых полей.
Номиналисты XIV в. своим учением об униформно-диформном движении уже подготовляли наиболее важное понятие дифференциальной концепции движения понятие ускорения. Наряду с этим многие мыслители XIV - XVI вв. стремились противопоставить атомистику чисто геометрическому представлению о теле и его движении.
Николай из Отрекура в XIV в. защищал идеи Демокрита. Он писал, что материя состоит из далее неделимых протяженных атомов 30. При этом Николай из Отрекура выступал против геометрии, рассматривающей мир как нечто непрерывное либо состоящее из непротяженных точек. В те времена ни геометрия, ни то, что называли тогда метафизикой, а иногда физикой, не вышли из коллизии геометрического и собственно физического представления о субстанции. Выход из коллизии (далеко не окончательный: впереди еще были новые коллизии, связанные с полем и с эфиром) появился в XVII в. в виде Ньютоновой схемы непрерывного и описываемого геометрией пространства и дискретной, состоящей из атомов материи.
Такими же противниками континуально-геометрического взгляда на мир и защитниками финитной концепции вещества были многие другие мыслители XIVXVI вв.31 Их работы образуют некоторый сквозной поток, который влился в творчество Бруно. Последний в своих воззрениях на точку как границу линии, не способную в качестве точки граничить с линией, примыкал к завершающему цепь этих еще средневековых мыслителей Николаю Кузанскому.
В трактате "Об уме" Николай Кузанский писал:
"Точка - это связующее звено линии с линией или конец линии". Сама она не имеет границ: "она не была бы границей, если бы имела границу" 32. Точка - непротяженная граница - отличается от протяженного атома. Николай Кузанский считает чисто умозрительное деление пространства бесконечным, но "актуальное" разделение он ограничивает наименьшими неделимыми величинами:
"С точки зрения ума непрерывное делится на всегда делимое и множество возрастает до бесконечности.
{172} Однако при актуальном делении доходят до актуально-неделимой части, которую я называю атомом. Ибо атом есть количество, актуально неделимое из-за своей малости. Также с точки зрения ума и множество не имеет конца, но актуально оно ограничено. Ведь множество всех вещей выражается неким определенным числом, хотя и неизвестным нам" 33.
Таким образом, у Николая Кузанского нет ни реально существующей бесконечно большой Вселенной, ни бесконечно малых ее элементов. Важно подчеркнуть, что в этих равноправных полюсах финитная концепция опирается на сходные соображения. У Бруно мы встречаем общую онтологическую инфинитно-фпнитную концепцию: бесконечная Вселенная состоит из конечных, далее неделимых атомов. Не только ум может себе представить бесконечно большую Вселенную, но она и действительно бесконечна. Что же касается бесконечно малого, то оно остается произвольной конструкцией разума. Ее нельзя навязывать природе; наоборот, геометрия, если она хочет стать учением о свойствах действительности, должна стать дискретной геометрией, причем чем-то напоминающей гораздо более позднюю физическую геометрию.
Смысл атомистики Бруно становится яснее и при сопоставлении с философскими системами XVII-XVIII вв., из которых мы коснемся монадологии Лейбница. Куно Фишер полагает, что итальянские диалоги Бруно ближе к линии, нашедшей завершение у Спинозы, а латинские произведения, изданные во Франкфурте, ближе к Лейбницу 34. Однако в этих латинских произведениях высказаны основные идеи Бруно, которые были и в итальянских диалогах и позволяют рассматривать мировоззрение Бруно в его цельности при сопоставлении с философскими системами XVII в.
В отношении Лейбница эволюция его взглядов может не учитываться, если ограничиться периодом, когда уже появился термин "монада", т. е. с 1698 г.35 В это время Лейбниц стоял на позициях континуализма и был противником атомистики, которую он считал достаточной, чтобы вводить молодых людей в круг знаний о природе, предупреждая их при этом, что пустотой и атомами пользуются лишь как гипотезой, как он писал Ремону в 1714 г.36 В представлении Лейбница атомы - условная дидактическая гипотеза; в действительности вещество безгранично делимо, причем оно {173} все время сохраняет сложную структуру. При переходе во все меньшие пространственные области сохраняется все та же сложная природа вещества. "Если бы наши глаза могли следовать за тонкостью вещей, то всегда мы находили бы то, что Арлекин нашел на Луне: "все там такое же, как здесь" 37. Широко известен образ пруда или сада, к которому приравнивается любая, самая малая часть вещества: "Каждая ветвь растения, каждый член животного, каждая капля его соков в свою очередь есть такой же сад и такой же пруд" 38.
Но таков лишь мир явлений.
За ними стоит истинная субстанция, и она дискретна, она состоит из непротяженных живых монад. Лейбниц разделил мир на монады - дискретную субстанцию, дискретный, непротяженный мир сущностей и непрерывный мир феноменов, которому соответствует инфинитезимальная математика.
При сопоставлении с таким разделением феноменологической непрерывности и субстанциальной дискретности мы яснее видим действительный смысл атомистики Бруно. Что означает представление об атоме как о монаде наиболее темная и трудноопределимая черта этой атомистики? Для Бруно в этом выражается сопричастность атома мировой душе. Но рациональный смысл такой сопричастности состоит в субстанциальности атома. Именно атома, т. е. материального, протяженного элемента бытия.