Джубал Сэкетт
Шрифт:
Подождем до утра. Поедим, побеседуем, а потом спокойно удалимся, как подобает гостям.
Что произойдет после этого? Другой вопрос, но готовым надо быть ко всему.
Кеокотаа, казалось, спал крепко и беззаботно. Но кто в это поверит? Задолго до рассвета я поднялся, приготовил свое снаряжение и оружие. В пределах деревни я не ожидал никаких неприятностей, но не всем здесь мы понравились и не все согласились с гостеприимством старого вождя.
У входа в вигвам раздался голос:
– Сэк-етт?
– Я здесь.
– Выходите! Пора в путь.
Нас ожидали шестеро индейцев. Мы стояли перед ними, готовые ко всему.
– Мы друзья. – Это сказал индеец лет сорока, с бочкообразной грудью. – Мы пришли, чтобы проводить вас. Сэк-етт – друг нашего народа. Мы друзья Сэк-етта.
Они встали по обе стороны от нас, и мы пошли к каноэ. Его охраняли двое. Разместившись в двух каноэ, индейцы плыли рядом с нами до тех пор, пока мы не взяли курс. Наконец они отодвинулись и пропустили нас вперед. Старший поднял копье.
– Идите с миром, – сказал он; и мы продолжили свой путь.
Они действительно боялись, что на нас нападут, и пришли проводить, обеспечив безопасность.
Будут ли нас преследовать наши недоброжелатели? Я сомневался. Позиция воинов сразу стала всем известна, и вряд ли несколько недовольных посмели бы противостоять ей.
Но мы, как и следовало, держались настороже, ничему не доверяя, готовые ко всему.
Слава моего отца бежала впереди нас. Его знали как смелого и честного человека, умевшего улаживать споры, возникавшие между индейцами. Они приходили к нам со своими болезнями и ранами, когда колдун не знал, как вылечить их. Дом на Стреляющем ручье пользовался известностью не только среди чероки, но и среди других племен.
Мы плыли по реке одни. Только солнечный свет и тень от облаков сменяли друг друга. Почти каждый день тучи голубей носились над нами. Стали попадаться и длиннохвостые попугаи, яркая окраска которых оживляла голые деревья. Многие деревья, прибрежные кустарники сбрасывали на землю листву. Однажды, оглянувшись, я, как мне показалось, увидел солнечный блик на лопасти чужого весла. Но, видимо, мне действительно показалось.
Мы прошли двадцать миль и устроили привал в маленькой бухточке небольшой речки, тщательно спрятав наше каноэ в зарослях ивняка. Разведя небольшой костер из сухих дров, почти не дающих дыма, мы поели бизоньего мяса и растянулись на покрытом травой склоне.
Отсюда вверх по течению река открывалась почти на милю, но если повернуть голову и посмотреть сквозь заросли ивняка вниз, то обзор оставлял желать лучшего. Стояло тихое, спокойное время дня, выдалась минута, чтобы подумать, составить план дальнейших действий.
Если я собираюсь найти Ичакоми, то искать следы надо у ее соплеменников; начи в дружественных отношениях с чероки, и отряд следопытов вполне мог остановиться на Хиваси. Не исключено, что старый вождь чероки что-нибудь и рассказал бы мне, но я забыл спросить его о девушке.
Мы слышали рассказы о том, что на западе, по ту сторону равнин, живут испанцы. Это вполне могло быть правдой, однако точно этого не мог сказать никто. В Англии слишком мало знали об испанцах, а мы, в колониях, и того меньше. Время от времени индейцы приносили рассказы об испанцах, живущих далеко-далеко на западе.
Куда пошла Ичакоми? Свободные земли, где племя рассчитывало скрыться от врагов, достаточно далеко.,
К северу хозяйничали свирепые сенеки. Ей туда путь заказан. Разведчиков привлекла бы обширная равнина, где никого нет. А что еще?
Я глянул на дремлющего Кеокотаа и спросил:
– Куда бы ты пошел, если бы искал новое место жительства?
Он внезапно сел на траве.
– В горы, – ответил он. – Я пошел бы в горы, где есть вода и легко подстрелить дичь.
– А как добраться туда?
– Конечно, вдоль реки, но не берегом, подальше. Там, где есть вода, поджидают и враги. Я бы шел вдали от воды, выходя к ней только ночью или поздно вечером.
На наших стоянках, реже в пути мы с Кеокотаа обсуждали самые разнообразные проблемы. Его быстрый ум все легко схватывал, а дар подражания помогал без особого напряжения овладевать английским.
– Ну какой же я англичанин? – Мой ответ прозвучал несколько обескураживающе. – Отец мой действительно англичанин, но я никогда не видел Англии. Знаю только Америку. Я – американец.
– Почему ты американец?
– Родился здесь, живу здесь. Все, что помню, связано с Америкой.
– У меня все то же, но я – кикапу.
– Ты кикапу, но ты также и американец, – пояснил я.
– Ты американец. Я американец. Кто же тогда чероки? А сенеки?
– Тоже американцы.
Он покачал головой:
– Сенеки – не американцы. Сенеки – это сенеки Они мои враги.
– Далеко отсюда, в Бостоне, есть люди, которых называют пуритане. По рождению они англичане. Но думают не так как я. Но они тоже американцы.
– Они люди твоего племени?
– Нет.
– Испанцы – люди твоего племени?
– Нет.
– Испанцы живут во Флориде. Это Америка?
– Конечно.
– Тогда испанцы – тоже американы?
– Ну…
– Ты говоришь, что сенеки – американцы. Я говорю, что испанцы – американцы.
– Давай забудем, что есть сенеки и есть испанцы и будем помнить, что все мы – американцы.
Кеокотаа надолго замолчал. Новую для себя идею он не готов был принять. Ну а я? Готов ли согласиться с тем, что испанцы, наши извечные враги, – американцы?
Кеокотаа заговорил, и в голосе его звучало лукавство:
– В следующий раз мы встретим сенеку, и ты скажешь ему, что все мы – американцы. Не нужно воевать. И положи свой лук, нож и пистолеты…
– И?..
– И твой американский скальп будет висеть в вигваме сенека.