Джубал Сэкетт
Шрифт:
– А что, если сенека подойдет к тебе и скажет: «Не надо больше воевать»?
– Я сниму с него скальп и отрежу ему руки и половые органы.
– Отрежешь руки?
Я знал, что индейцы так часто расправлялись с поверженными врагами, нанося и другие увечья несчастным, попавшимся им. Это был варварский обычай.
– Почему?
Он посмотрел на меня, как на несмышленого ребенка:
– Если у него нет рук, он больше не нападет на меня. Если у него нет половых органов, у него не будет сыновей, которые, став взрослыми, станут преследовать меня. Что еще ему остается?
Я попытался объяснить ему, что белые так не поступают, но потом плюнул и подвел черту:
– Это не наш обычай.
Он пожал плечами:
– Меня подстерегает враг, выжидающий своего часа, а я буду мирно отдыхать. Так у тебя получается?
– Но почему бы нам всем не жить здесь мирно? Сейчас. Неужели тебе не хотелось бы ходить по лесу, ничего не опасаясь?
– Нет. Скоро Кеокотаа станет ленивый, толстый, бесполезный. Без войны нельзя Пока индеец не добудет скальп, он – ничто. Не может жениться. Не имеет слова в совете.
– Все можно изменить. В Англии большинство лордов получили свои титулы за умение убивать. Дворянство и земли давались тем, кто искусно обращался с оружием, хотя сейчас достаточно часто титул или звание рыцаря получают люди, падающие в обморок при виде крови.
– Кикапу сильны благодаря своим врагам. Если враги отступятся от нас, мы начнем слабеть. Тот англичанин учил меня молиться вашему христианскому Богу, – неожиданно добавил он.
– И ты молился?
– Почему нет? Все боги полезны. Кто я такой, чтобы говорить, что ваш Бог плох? Мой друг англичанин молился и был силен в своей смерти. Сенека, который убил его, поет песни о его мужестве – Помолчав немного, Кеокотаа добавил: – Если бы я молился в последний раз, то попросил бы вашего Бога послать мне врага. Пока у меня есть враг, даже всего один враг, я – сильный.
– Но не обязательно искать врага, – запротестовал я. – Для такого случая сгодится любое препятствие. Все, что заставляет человека стремиться стать сильнее, лучше.
– Пусть у тебя будет препятствие, а у меня – враг. Ты делаешься сильнее по-своему, а я – по-своему.
Он был невероятно упрям, но и страшно силен. Однако, протестуя, мне следовало помнить, что Англия завоевала господство на море отчасти потому, что испанцы построили армаду.
Глава 6
Когда утренний свет заиграл на воде, мы спрятали наше каноэ и двинулись в глубь леса, удаляясь от реки. Мой отец возложил на меня задачу – найти место для нашего нового дома и исследовать территорию. Из лодки ее не решить. Да я и сам испытывал страстное желание узнать, что за земли лежат вокруг, Кеокотаа тоже.
Мы шли по густой траве, среди высоких деревьев. На пути нам часто попадались бьющие из-под земли ключи, а рек и ручьев встречалось мало. В преобладавших здесь известняках за век образовались обширные пещеры, и водные потоки текли теперь глубоко под землей.
Как-то я стал замечать, что Кеокотаа идет вперед с большой неохотой, смотрит на холмы с благоговейным страхом и явно старается избегать пещер.
Когда я спросил его о причине такого поведения, он почти шепотом ответил:
– В них обитают души умерших. Они везде. А есть пещеры, где они спят, не мертвые, но и не живые.
– Ты видел это?
– Видел.
– Отведи меня к ним.
– Нет.
– Они не причинят нам зла, – заявил я, – мое колдовство защитит нас. – Он верил в мои магические способности, я старался поддерживать его веру, но делал это умеренно и осторожно. – Мне нужно многое узнать, – настаивал я. – Может те, кто жил здесь раньше, принадлежали к моему народу, – удачно ввернул я, вовремя вспомнив историю о принце Уэльском Мадоке. Уж нет ли тут и в самом деле связи?
Вечером того дня мы разбили лагерь около родника на уютной полянке, окруженной скалами и деревьями. Месте было укромное и как раз такое, чтобы задержаться ненадолго. Нам предстояло сделать новые мокасины из бизоньей шкуры, которую мы несли с собой. Мокасины служат не так долго, как английские ботинки, но выкраивать их детали и подгонять по ноге нас обучили с детства.
Что имел в виду Кеокотаа, когда сказал: «Они живые, но не живут»? Задать ему прямой вопрос не имело смысла – не ответит. Я ждал, когда он под соответствующее настроение сам затронет эту тему.
Мы засиделись у костра допоздна, мастеря мокасины впрок. Уже каждый сшил себе по нескольку пар, а он все молчал.
И вот наконец Кеокотаа заговорил:
– В тот год рано наступили холода. Медведи ушли. Птицы летали низко и перепархивали с куста на куст. Потом пошел снег, очень густой снег, и скоро стал глубоким. Мои следы тоже стали очень глубокими, как следы паснуты.
– Паснуты?
Он недружелюбно взглянул на меня:
– Большой, с длинным носом. Понка называют его паснутой.
– Не знал, что есть такое название, – как бы извиняясь заметил я.
– Все вещи имеют названия, – с достоинством произнес он. – «Паснута» означает «длинный нос». – И добавил: – Паснута очень тяжелый. Он оставляет в снегу глубокие следы.
– Ну, был ранний снег, – подсказал я ему, чтобы он продолжил рассказ.
– Я оказался не готов. У меня были мясо и шкура, но шкуру я не успел обработать и не мог построить вигвам, а снег падал очень густо. Пришлось искать пристанище в горах, где валялись поваленные деревья или большие камни. Я хотел найти убежище, которое защищало бы меня от сильного ветра, свирепствовавшего вовсю.
– И что же?
– Нашел пещеру. Небольшую такую. – Он развел руки меньше чем на два фута. – Расколотая скала, внутри черная. Я заглянул и увидел внутри помещение, большое, как три вигвама вместе.
Вошел. Сухо, тихо, ни зверей, ни птиц, ни ветра – никого. Старое кострище – одна зола. Вокруг камни, они лежали вот так. – Он жестами показал, что камни образовывали окружность. – Наломав сушняка с упавшего дерева, развел огонь. В пещере стало теплее. Не тепло – теплее. Я подумал, что тут всегда холодно. – Он опять замолчал и мы оба углубились в работу над мокасинами. – Костер горит. Я подбрасываю ветки. Он горит ярче. А по стенам движутся тени. Я смотрю… и мне становится страшно.