Джулия
Шрифт:
— Держите же! — акушерка решительно двинулась на учителя, и тому ничего не осталось, как подставить руки.
Девочка закричала еще сильнее.
В комнате царил полумрак, и Витторио де Бласко поднес дочь к окну, чтобы получше ее рассмотреть. Он придумал ей великолепное имя. Оно как нельзя лучше сочетается с фамилией испанских грандов, которую ей выпала честь носить. Джулия де Бласко! Разве не изысканно? Мандзони, между прочим, тоже была де Бласко в девичестве, это она потом стала Беккария, после замужества.
Глядя на строгий профиль
— Да, в моих жилах течет голубая кровь! — раздуваясь, как индюк, от собственной важности, продолжал разглагольствовать муж. — Я чувствую, как она разбегается от сердца по артериям и сосудам. Мне достаточно лишь взглянуть на человека, чтобы понять, какого он происхождения. — И он склонился над малышкой, стараясь обнаружить в ней фамильное благородство де Бласко.
— Энергичная особа, — заметил он. — И родилась раньше срока, и кричит так, что оглохнуть можно.
В комнату заглянул Убальдо Милкович. Его светлая шевелюра была растрепана, глаза весело блестели.
— Входи, папа, — обрадовалась Кармен.
Убальдо Милкович, несмотря на то, что ему уже исполнилось сорок девять, выглядел моложе своего напыщенного зятя.
— Говорят, у нас девочка, — сказал Убальдо. В его голосе послышалось разочарование: он так надеялся, что будет мальчик! — Впрочем, — продолжал он, — эта девчонка, похоже, любого мальчишку за пояс заткнет — вон как кричит, во всем доме слышно!
Он явно обрадовался, что внучка родилась такой горластой. Чмокнув в щеку дочь, он подошел к зятю.
— Дай-ка ее мне, — сказал он.
Учитель поспешно отдал малышку тестю — от ее крика у него уже звенело в ушах.
— Успокойся, девочка, — баюкая внучку, приговаривал Убальдо. — Все тебя любят, не плачь.
То ли под влиянием ласкового голоса, то ли сильных добрых рук, но девочка вдруг замолчала. Ее губки растянулись в потешную гримаску, которая очень смахивала на улыбку.
— Я назову ее Джулией, — повторил Витторио, но теперь он обращался уже к тестю. — В честь матери Алессандро Мандзони.
«А я назову ее Джорджо, — подумал про себя Убальдо, — в честь моего неродившегося сына».
Убальдо передал девочку Кармен, и та стала любовно ее разглядывать: пухленькая, черноволосая, с длинными пушистыми ресницами…
— А тебе нравится имя Джулия? — на этот раз Витторио де Бласко обратился к жене, рассчитывая на ее горячее одобрение.
— Звучит красиво, — рассеянно ответила Кармен, переведя глаза на мужа и невольно сравнивая его с новорожденной.
Не найдя ни малейшего сходства между отцом и дочерью, она задумалась, и воспоминания унесли ее в уединенный бревенчатый дом, окруженный холодными безмолвными горами. На нее пахнуло дымом далекого очага, запахом хлеба и горячего молока. Это был запах жизни, он исходил и от лежащей на ее руках дочки, в чертах которой она вдруг явственно увидела черты Гордона. «Ты Джулия Дзани, — покачивая девочку, мысленно
Тот, опаленный летним зноем август сорок пятого был особенным: люди дышали новым свежим ветром свободы и не могли надышаться. Счастливые, радующиеся миру, они танцевали на ночных, наконец-то освещенных, улицах, стремясь поскорее залечить душевные раны, нанесенные войной.
— Джулия де Бласко, — как заведенный, бубнил Витторио.
«Джулия Дзани», — безмолвным эхом вторила ему Кармен, думая о своей единственной любви, которую никак не могла забыть.
Пришли Бенни с Изабеллой. Остановившись на пороге, они с любопытством и одновременно с опаской смотрели на свою новую сестричку.
— Заходите, дети, — точно приглашая в класс учеников, сказал Витторио. — Посмотрите, кого нам принес аист.
Когда у Кармен начались роды, детей отправили к соседке. «Они не должны слышать материнских стонов, — рассудил Витторио, — и вообще, в их возрасте еще не положено знать, как появляются на свет дети».
Насытившись, Джулия уснула. Дед, порывшись в глубоком, набитом всякой всячиной кармане, извлек из него кулон на тоненькой цепочке. Небольшой белый топаз в форме сердечка был оправлен в голубую эмаль, усыпанную крошечными сапфирами. Вещица была изящная и, судя по всему, старинная.
— Наденешь ей на шейку, когда малышка немного подрастет, — сказал Убальдо Милкович дочери.
— Спасибо, папа, — Кармен вопросительно посмотрела на отца, недоумевая, откуда у него взялось такое дорогое украшение. — И за продукты тоже.
— Ну, мне пора, — заторопился Убальдо Милкович и хитро подмигнул дочери. — Поезд через час, как бы не опоздать.
Ночевать в доме зятя, с которым он так и не нашел общего языка, ему не хотелось. Приехав к дочери с продуктами, Убальдо и не предполагал, что угодит на день рождения внучки, которую сразу же полюбил и про себя окрестил Джорджо. Он догадывался о тайне дочери, а сегодня его догадка подтвердилась, чему он очень обрадовался.
«Лучше живость и отвага Милковичей и Дзани, чем холодная кровь этих напыщенных де Бласко», — решил он.
Глава 2
Джулию душили рыдания. Какой позор, какой ужас! Опять она во сне обмочилась. Ей вспомнились строгие слова отца: «Семилетняя девочка — уже не ребенок. В таком возрасте подобные вещи непростительны». Она не хотела, честное слово, не хотела, это вышло случайно. Ей снился замечательный сон, будто она, прижимаясь к гладкому стволу дерева, поднимается по нему все выше и выше, легко скользит, не делая никаких усилий. А наверху, в пронизанной солнцем зеленой листве, золотятся груши. Когда она в полном восторге дотянулась, наконец, до нежного фрукта и оставалось только сорвать его, наступило пробуждение. Ощущение счастья исчезло. Обволакивающее тепло, струясь между ног, замочило пижаму и простыню. Когда она поняла, что случилось, было уже поздно.