Джумбо
Шрифт:
— Бабушка, — раздался вдруг детский голос, такой звонкий, что вороны вздрогнули и одновременно обернулись, нов воздух пока не поднялись. — Бабушка, собака какая большая, чего это она так лежит? Она спит? Да?
В увлечении вороны не заметили, что на дороге появились старушка и девочка лет шести. Старуха шла медленно, опираясь на палку. Девочка тоже устала, но, увидев собаку, оживилась.
— Какое спит, похоже, мёртвая она, — отозвалась старуха и остановилась. — Кши, проклятые, вот уж проведали, глаза хотят выклевать.
— Бабушка, как глаза?
И девочка живо замахала руками.
— Вот я вас! Уходите!
Вороны неохотно взлетели и опустились немного подальше. Ну что же: эти двое тут надолго не останутся. Можно и подождать.
— Собачка! — грустно повторила девочка. — Бабушка, она пить хочет!
— Пойдём, Машенька, — отозвалась старуха. — Пойдём, нам ещё далеко, а ей уж теперь пить не захочется.
— Нет, хочется, — упрямо проговорила девочка. Нагнувшись, она зачерпнула руками воду из арыка и вылила на голову Джумбо.
— Пей же, — повторила она. — У тебя даже язык сухой. — И новая пригоршня воды вылилась на зажатый в оскаленных зубах язык. Девочка, увлекаясь, черпала всё новые пригоршни воды и вдруг воскликнула: — Бабушка, она смотрит! Посмотрела на меня!
Старуха подошла ближе, опираясь на клюку, нагнулась.
— Смотрит, дочка, — проговорила она. — Видно, и правда напиться ей, бедной, надо. И кто такого хорошего пса на жалкую смерть покинул? Совести у человека не было!
Джумбо, действительно, открыл глаза, и взгляд их становился всё более сознательным. Вода арыка освежила его, он слабо шевельнулся, поднял голову, взглянул на девочку.
— Пей! — ласково сказала она и подставила ему полную пригоршню.
С трудом сгибая израненную одеревеневшую шею, пёс протянул морду и сделал несколько слабых глотков. Горло распухло и страшно болело, вода проходила с трудом, но она проходила, и это было, возвращение к жизни. Он пил по капельке, язык его увлажнился, глаза посветлели, пёс взглянул на девочку и слабо шевельнул хвостом: поблагодарил.
— Карр, — злобно и разочарованно каркнула одна ворона и поднялась в воздух. Ясно, обед не состоялся.
— Карр, — отозвалась другая ворона, также снимаясь с места.
Старуха погрозила им палкой.
— Летите, бессовестные, на живого пса собрались. Машенька, дай ему лепёшки кусок, небось, голодный.
А Джумбо всё больше приходил в себя. Он признательно махнул хвостом, но от лепёшки отказался: еда в распухшее горло не проходила. Вот он поднял голову и медленно, чуть шевелясь, совсем сполз в арык. Теперь можно было напиться вволю. Густая шерсть пропиталась водой, это тоже доставило большое облегчение.
— Положи лепёшку в воду, перед самым его носом, — сказала старуха. — Вот так, она размокнет, и он её съест. Доброе ты дело, внучка, сделала. А теперь пойдём, Машенька, нам самим идти ещё далеко. Ну, пёс, прощай, авось, ты с Машенькиной лёгкой руки поправишься.
И Джумбо понял: приподняв голову, он опять с трудом пошевелил хвостом.
— Он спасибо говорит, бабушка, — весело воскликнула девочка. — Прощай, пёсик, прощай! Бабушка, а вороны ему глаза не выклюют?
— Нет, не выклюют. Они теперь к нему подойти побоятся.
Бабушка и внучка скоро исчезли за поворотом дороги. В последний раз девочка оглянулась и помахала рукой. Пёс посмотрел ей вслед и опять опустил голову в оживляющую воду. Избитое тело медленно возвращалось к жизни, и так же медленно вернулась тоска по дому.
Джумбо ещё полежал в арыке. Осторожно поворачиваясь, он поднимался и вылизывал искалеченные, изодранные лапы, на которые нельзя было ступать. Нельзя… если бы его не ждали дети, их ласковые голоса, руки, которые так нежно обнимали его могучую шею…
Джумбо со стоном приподнялся, выполз на дорогу, встал и, шатаясь, опустив голову, пошёл. Горячая земля жгла лапы, сухие комочки её впивались в открытые раны. Джумбо дышал тяжело, временами будто всхлипывал, останавливался и снова шёл. Его нестерпимо тянуло лечь, но он чувствовал, что тогда больше встать не сможет. Любовь к детям, тоска по ним поддерживали его гаснущие силы. Он шёл.
6
Это была чистая случайность, но Катя повернула из переулка направо — как раз на ту дорогу, по которой увели Джумбо. На ту, по которой он теперь с трудом тащился обратно. Мог ли он знать, что навстречу ему так же упорно шагает маленькая фигурка, прижимая к груди котёнка в белой тряпочке. Котёнку путешествие скоро надоело: их перегоняли или ехали им навстречу то скрипучая арба, то автомобиль. Это было страшно. И для девчушки — тоже. Но она крепилась, шла как могла быстро и только повторяла:
— Пушинка, не пугайся, мы скоро найдём Джумбика. Очень скоро!
Но вот из-за угла, медленно и важно шагая, выплыл целый караван верблюдов. Они шли по середине улицы, позвякивая колокольцами под мордой, но вдруг испугались чего-то, заревели и все как один шарахнулись в сторону, к забору. Катя в ужасе присела и оказалась под брюхом самого большого верблюда. Он боком прижался к глиняной стенке дувала, а его огромная мохнатая лапа чуть не наступила на Катину тапочку.
— Ой! — закричала девочка, но тут, к счастью, казах, сидевший на верблюде, услышал её крик в общем гаме и успел повернуть верблюда в сторону:
— Домой иди, зачем бегаешь!
Ох, как страшно! Кате очень хотелось заплакать погромче. Может быть, мама услышит и придёт… Но тут Пушинка жалобно, тоненько мяукнула. Надо её успокоить.
— Это только верблюдики, не бойся, Пушинка, — начала Катя дрожащим голосом и, вдруг всхлипнув, закончила: — А я, я очень боюсь, Пушиночка!
Она всхлипнула, но верблюды уже прошли, осталась только душная горячая пыль, которую они подняли неуклюжими лапами. Пыль лезла в глаза и щекотала в горле. Катя минутку посидела у забора, вздохнула и, крепче завернув котёнка в тряпочку, встала. Она старалась шагать самыми большими шагами, как её учил Боря. Так они скорее найдут Джумбо.