Джун и Мервин. Поэма о детях Южных морей
Шрифт:
Дальнейшую сцену Джек разыграл в лицах.
Джок: Почтительно прошу предоставить отпуск на неделю!
Начальство: Но ведь ты был в отпуске не так давно! Может, случилось что?
Джок: Именно случилось!.. Видите ли, нагрянули на мою голову сразу две девицы — одна из-под Нейпьера, другая — из Инверкаргилла…
Начальство: Ну и что же? Хотя постой — ты же к нам перевелся как раз из Инверкаргилла. А до того работал и под Нейпьером, не так ли?
Джок: Истинно так. В общем, обе девицы утверждают, что я обещал на них жениться!
Начальство: И это правда?
Джок: Увы… Они собираются теперь притянуть меня к суду за нарушение клятвы.
Начальство: Зачем же тебе отпуск, несчастный ты клятвопреступник?
Джок: Спрячусь у своих дружков. Смотришь, грозу стороной и пронесет!..
Джун хохотала, Мервин улыбался. Гюйс, который мирно посапывал на диване, вскочил и захлебнулся хриплым лаем.
— Мервин, — проговорил вдруг Джек, — Мервин, доставил бы ты нам с Джун удовольствие. А, сынок?
Мервин встревожено смотрел на отца.
— Прочти свои новые стихи, — ответил тот на немой вопрос сына.
— Ну что ты, пап! — Мервин даже привскочил на стуле. — Как ты можешь…
— А что я плохого сказал? — спокойно перебил его отец. — Просто я хочу, чтобы ты поделился с нами песней, которая родилась в твоей душе!
— Я не то хотел сказать, пап, — смутился Мервин.
— Мервин, пожалуйста! — негромко попросила Джун.
— Это и не стихи совсем, — пробормотал Мервин. — Попытка мыслить образами. Не знаю, что и получилось…
— Ты читай, сынок, — сказал отец. — А судить, что и как получилось, — оставь это другим. Такой ученой мисс, как Джун, например. И такому неучу, например, как я.
Мервин долго молчал, ни на кого не глядя. Потом прочитал глухим, охрипшим от волнения голосом:
Я считаю на небе звезды. Я считаю на море волны. Я считаю порывы ветра, Шелестящего тихо листвой. Звезды мне про тебя расскажут. Волны мне про тебя расскажут. Ветер мне про тебя расскажет, Про таинственный облик твой.Он провел по лицу рукой, облизнул пересохшие губы и еще тише продолжал:
Про глаза твои, словно звезды, И про кудри твои, словно волны, И про нрав твой, порывистей ветра Я стихи, нет — я песню сложу. И пусть звезды о ней узнают, И пусть волны ее услышат, И пусть ветер ее подхватит — Эту песню мою о тебе…Мервин помолчал, ни на кого не глядя. Потом с досадой сказал:
— Последние строчки третьей и четвертой строфы не рифмуются. Бился, бился — не получается! Я уже десятки вариантов перепробовал…
— Молодец, а? — воскликнул отец, глядя на Джун. — Хоть сейчас в газете печатай!..
— Мне тоже стихи очень понравились, — проговорила чуть слышно Джун.
Она покраснела, опустила глаза. «Неужели он посвятил эти стихи мне? — все ликовало и пело в ее душе. — Мне, конечно же, мне!.. Мервин, милый…»
— И ведь придумал же, разбойник! — продолжал восхищаться Джек. — Что твой Шекспир — звезды, волны и все такое… Нет, ей-богу, молодец!
Он с улыбкой смотрел на Мервина. И столько было в его взгляде любви, столько гордости! Джун заметила этот взгляд. И у нее стало еще теплее, еще радостнее на душе. И Джек казался ей особенно симпатичным. «Он добрый, — думала Джун. — Как хорошо, что он такой добрый!..»
Из дома Джун и Мервин вышли в девятом часу. Уже стемнело. Желтые фонари роняли на асфальт полупустынной улицы ровный сильный свет.
— Мы с Гюйсом проводим тебя, — сказал Мервин. — Только вот сумеем ли мы с ним вдвоем пристроиться на заднем сиденье?
— Конечно, — обрадовалась Джун. — Посадишь его между коленей. Надень ему ошейник и намотай поводок покрепче на руку, А то еще вылетит на повороте!
Гюйс испуганно замер за спиной девушки. Мервин осторожно обнял Джун за талию, и «судзуки» мягко тронулся с места, стал плавно набирать скорость.
С оглушительным ревом он промчал своих седоков по небольшому туннелю и, все убыстряя бег, выскочил на дорогу в Карори.
— Сейчас прыгнем! — крикнула Джун.
Через секунду мотоцикл сильно встряхнуло — перескочили через довольно большую выбоину. Начались зигзаги крутого подъема.
Надобно только видеть выражение надменного превосходства и даже плохо скрытого презрения, с каким автомобилисты взирают на путающихся у них под колесами младших собратьев своих — мотоциклистов. И чем богаче и больше по своим габаритам автомобиль, тем презрение это больше. Еще бы! Сегодня в автомобиле, если позволяет карман его владельца, устанавливается телефон, телевизор, стереофонический магнитофон. Летом в таком передвижном «раю на колесах» прохладно, зимой — тепло, и в любое время года комфортабельно и уютно. Владельцу этого идола нашего века просто невдомек, что за удовольствие дышать пылью и парами бензина, мокнуть под дождем, купаться в грязи, глотать пригоршни снега и превращаться в сосульку на пронизывающем, ледяном ветру.
В свою очередь, обладатели «яв» и «харлей-давидсонов», «хонд» и «судзуки» непоколебимо убеждены, что только не очень далекий человек способен превратить радость стремительного движения в пространстве в унылое средство передвижения. Вместо солнца и звезд у него над головой — низкая крыша, вместо свистящего в ушах ветра — четыре железных стены по сторонам, вместо полного слияния с машиной, превращения в некоего кентавра, — отношения всемогущего властелина и безропотного раба. Что поделаешь, полярная разница психологии!..