Эдельвейс
Шрифт:
Марина два раза честно поехала с ним. И даже позволила нацепить на себя взятые на прокат горные лыжи. Андрей сдал ее инструктору и, помахав рукой, исчез. Инструктор, темпераментный итальянец, скверно говорящий по-английски, громко вопил и размахивал руками. Марина перестала понимать его уже минут через десять. С координацией движений дела у нее всегда обстояли неважно. Раз за разом она выполняла всевозможные неизящные кувырки – к великой радости толстого мальчика лет десяти и двух теток предпенсионного возраста, которых дрессировали поблизости.
Через полтора часа Марина сдала лыжи обратно и устроилась на террасе открытого кафе. Все мышцы ныли, а что будет завтра – об это даже
На следующий день Андрей уговорил ее попробовать прокатиться на сноуборде – с тем же успехом, что и на лыжах. Потом она нашла санную трассу и каталась до самого вечера. Первый раз понравилось, второй тоже был еще ничего, а дальше стало скучно. Но она раз за разом поднималась на гору – чтобы хоть как-то убить время и не замерзнуть. К тому моменту, когда Андрей решил, что пора возвращаться, она возненавидела санки на всю оставшуюся жизнь. И, пожалуй, была близка к тому, чтобы возненавидеть и самого Андрея. Только ужин в гостиничном ресторанчике вернул ей хорошее расположение. Но ездить на курорт Марина отказалась наотрез.
– Буду спать, читать и гулять по дороге – до деревни и обратно, - заявила она и, замерев, ждала скандала, но Андрей только плечами пожал. Она даже подумала, не обидеться ли, но решила, что не стоит.
На следующий день она честно наслаждалась тишиной, покоем и одиночеством. Выспалась всласть, погуляла в еловом лесу, потом сидела на балконе в шезлонге с кружкой какао и смотрела на горы. Далеко на склоне горы виднелась башня и кусочек крепостной стены. Марина пыталась представить себе замок, а еще себя в нем. Разумеется, прекрасной дамой. И всякие там рыцари, рыцари кругом. И все носят в ее честь эдельвейсы. Правда, рыцари почему-то ей представлялись целиком запакованным в латы, а как прицепить к доспехам цветок, она так и не придумала.
Вечером Андрей привез на ужин пиццу, которую Марина терпеть не могла, и потому она решила, что днем сходит в деревню за продуктами, а заодно пообедает в том же самом ресторанчике.
У гостиницы она столкнулась с рыжим парнем в берцах. Он грузил какие-то свертки в сани, запряженные мохнатой лошадкой точно такой же рыжей масти. Увидев Марину, парень помахал ей рукой, как старой знакомой. Марину словно магнитом тянуло к лошади, он, похоже, понял это. Кивнув головой в сторону лошади, рыжий сказал что-то. По-немецки Марина знала десяток обиходных слов, а он, как выяснилось, не говорил по-английски.
Кое-как они объяснились знаками и жестами. Парня звали Вильгельм, или просто Вилли, а лошадку – Марихен (почти моя тезка – засмеялась Марина). Вилли вытащил из кармана пакетик с куском круто посоленного хлеба и протянул Марине, показывая на лошадь. Марихен аккуратно подобрала с ее ладони наломанные кусочки и в благодарность пощекотала теплыми губами Маринино ухо. Потом Вилли сказал что-то про почту и приглашающее кивнул на санки. Меня похитил деревенский почтальон, усмехнулась она, усаживаясь на деревянную скамеечку.
Они проехали по всей деревне. Вилли останавливался у каждого дома и опускал в ящики запакованные в полиэтилен газеты, конверты и бандероли. Он довез ее до дома и поехал выше в гору. Помахав на прощание рукой, Марина вошла в дом и только тут вспомнила, что так и не купила продукты.
Теперь она спускалась в деревню каждый день. Гуляла по улицам, заходила в магазины, обедала в ресторане, а потом развозила с Вилли почту. Они даже не пытались разговаривать, просто иногда посматривали друг на друга и улыбались. Встречные вежливо говорили «гутен таг» и, видимо, спрашивали о ней Вилли, а он серьезно отвечал. Интересно, что он им говорит, думала Марина.
Иногда она дожидалась в деревне Андрея, они ужинали в ресторане, а потом сидели в баре. А что будет, если кто-нибудь из местных доложит Андрею, что его фрау раскатывает по деревне с почтальоном? Мысль была какая-то забавная, мимолетная. Ну доложит и доложит. Интересно, а сам-то он целыми днями один на лыжах рассекает? Может, тоже нашел себе горнолыжную подружку?
Как-то они сидели у барной стойки, и Марина попросила Андрея расспросить бармена о замке, которым она любовалась с балкона. Бармен охотно начал рассказывать, а Андрей с глумливой усмешкой синхронно переводить. Оказалось, что замок этот очень старый, то ли XII, то ли XIII века, и жил там некий престарелый рыцарь с молодой женой. Марина прекрасно понимала, что рыцарем хозяин замка был в молодости, но воображение под влиянием ехидного тона Андрея все равно нарисовало старую развалину в ржавых латах и на таком же престарелом коне. Однажды в замок на ночлег попросился путник, застигнутый непогодой, и задержался надолго. Разумеется, у них с молодой хозяйкой начался роман, как-то раз старый рыцарь выследил их во время свидания и столкнул с обрыва. А потом спрыгнул туда сам (или не удержался и упал – латы перевесили, шепнуло ехидное воображение). А сейчас там одни развалины. Летом можно по дорожке подняться и посмотреть, а зимой не пробраться.
Странно, но рассказ бармена – или перевод?
– почему-то очень сильно испортил Марине настроение. Она сама себя не узнавала. И Андрей, вроде бы, был тут ни при чем, а она на него злилась, не понимая за что. А на следующий день погода резко испортилась. С гор в долину задул порывистый ветер, сильно потеплело.
– Это фён, - сказал Андрей. – Это когда…
– Я читала Ремарка, - резко оборвала его Марина.
Два дня трассы были закрыты из-за опасности схода лавин. Они сидели в шале, каждый в своем углу. Раздражение копилось, оно стало плотным, густым, душным. Вот бы сейчас постучалась в дверь какая-нибудь путница, думала Марина. И чтобы Андрей положил на нее глаз. Только я бы не стала за ними следить и сталкивать с обрыва. Просто появился бы повод уйти.
Вот так копится снег, копится, а потом подул теплый ветер – и крошечного толчка достаточно, чтобы лавина хлынула вниз. Выходит, улыбки Вилли и щекотные поцелуи Марихен стали для нее фёном?
У них были обратные билеты с открытой датой, но до предполагаемого отъезда оставалось еще пять дней. Позвонив в Клостерс и узнав, что трассы открыли, Андрей снова поехал кататься на лыжах. А Марина вдруг поняла, что просто не может больше притворяться, что между настоящей радостью жизни и той, которую она себе внушает, нет никакой разницы. Она собрала вещи, написала Андрею записку, спрятала ключ под коврик и покатила чемодан вниз по дороге.
Из гостиницы Марина позвонила в агентство и заказала билет на вечерний рейс, а потом вызвала такси. Ждать машину надо было не меньше часа, и ей захотелось выйти и поискать Вилли, чтобы попрощаться. Попросив портье, присмотреть за ее вещами, Марина пошла к выходу, но тут дверь открылась, и вошел Вилли. Увидев ее чемодан, Вилли замер, потом подошел к портье, что-то сказал ему и выбежал на улицу.
– Он просил вас подождать… если можно, - перевел портье, стараясь сделать вид, что происходящее его нисколько не интересует.