Eden
Шрифт:
Я беру жесткую щетку и кусок мыла, чтобы смыть с себя засохшую кровь, пот и грязь.
Я хочу увидеть, как Беллатрикс будет кричать и извиваться под действием Круцио. Молить о снисхождении снова и снова…
Моя кожа уже покраснела от горячей воды и жесткой щетки, но я не останавливаюсь, продолжая с остервенением тереть себя губкой, хотя ее щетинки больно задевают мои порезы и царапины.
Я хочу увидеть, как Долохова сначала унизят, протащив голым по улицам, а потом заставят смотреть, как его собственные гениталии горят в огне.
Яростно намыливаю
Я хочу увидеть, как Люциус страдает. Хочу увидеть, как он теряет все, утопая в отчаянии, кричит и вопит прежде, чем умрет в полном изнеможении. Жаль, что я не воткнула нож ему в сердце. И хрен бы кто осудил меня за это, потому что он действительно заслуживает смерти.
Я выныриваю из воды, делая глубокий вдох и вытирая капли с лица.
Господи, прежде чем я умру, позволь мне увидеть, как Люциус Малфой страдает. Позволь мне рассмеяться ему в лицо, пока он будет корчиться у моих ног. И я буду благодарна за это вечно.
Выбираюсь из ванной, разбрызгивая вокруг мыльную воду, она стекает на пол, а от моей кожи поднимается пар.
Аминь.
Я снимаю с вешалки полотенце и оборачиваю его вокруг себя, а потом прохожу в спальню и сажусь за туалетный столик.
Из зеркала на меня смотрит девушка, в которой я с трудом узнаю себя — спасибо глубокому порезу на щеке! И еще один вот тут, на переносице, а также синяк на скуле, ой, и на подбородке, на лбу и виске…
Я вздыхаю и в последний раз выжимаю волосы полотенцем, а потом беру в руку гребень, что лежал на столике. Ау, черт, это больно! Волосы так спутались, что понадобится, по меньшей мере, час, чтобы распутать каждый колтун. Наконец, я распутываю последний и снова просушиваю волосы полотенцем, пока локоны не начинают виться — верный признак того, что они почти высохли.
Возвращаюсь в ванную, чтобы почистить зубы. Как хорошо — смыть вкус последних нескольких дней! С остервенением орудую щеткой, избавляясь от вкуса слез, крови и рвоты.
Вхожу в свою спальню (Это не твоя спальня!) и вновь сажусь за туалетный столик.
Ублюдок. Как я могу «привести себя в порядок», если выгляжу так, словно отыграла пару раундов в боксе?
И как ответ на мой вопрос, на мои глаза попадается прозрачный флакон, стоящий на столике. Беру его и читаю этикетку.
«Зелье для моментального заживления ран. Подходит для ежедневного употребления. Избавляет от синяков и порезов».
Истерически смеюсь, а потом все же откупориваю флакон с мазью и наношу ее на раны. Немного жжет, но порезы и синяки исчезают на глазах, будто их и вовсе не было.
Смотрю на свое отражение: может, конечно, теперь я и чистая, но вот в зеркале уже не та девочка, которой я когда-то была. И сейчас я это четко вижу — взгляд затравленного животного, привыкшего жить в постоянном страхе.
Я встаю и, взяв в руки платье, придирчиво осматриваю его.
Оно действительно… очень красивое. Я никогда особо не была помешана на шмотках, но это… и вправду мило. И, кажется,
Я не хочу одевать его. Неужели, здесь больше нет ничего, что я могла бы надеть?
Бросаю платье на пол и подхожу к огромному шкафу, с трудом открывая тяжелую дверцу.
Подавляю истерический смешок, перебирая одежду, висящую в шкафу. Простые выцветшие шерстяные платья коричневого, серого или зеленого цветов.
Оттенки грязи.
Яростно захлопываю дверцу и поднимаю зеленый шелк, одевая его через голову и проклиная все на свете. Он мягкими складками ложится на пол, полностью прикрывая ступни. Кое-как справляюсь с тесемками на спине, тихо ненавидя Люциуса всеми фибрами своей души за то, что он не оставил мне нижнего белья или обуви. Чертов, чертов ублюдок, ненавижу, ненавижу…
Уже заканчивая шнуровку, ловлю свое отражение в зеркале.
Да, сидит, как влитое: свободными складками ниспадает от линии бедер, но плотно обтягивает талию и грудь. Я бы даже сказала, СЛИШКОМ хорошо…
Подавляю эту мысль на корню. Я не могу волноваться сейчас об этом, потому что есть вещи поважнее. Последний узел…
… и я сжимаюсь в крошечную точку, растворяясь и просачиваясь сквозь пространство.
Темно. Ни света, ни звуков.
Что-то вроде абсолютной пустоты.
Хотя, нет. Ведь я чувствую холодный каменный пол под ногами.
Кроме того, существование абсолютной пустоты невозможно с точки зрения науки… так?
Но здесь же ничего нет! Только темнота. И зловещая тишина.
Спокойно. Это просто игра воображения, один из его трюков, и ничего боле.
Глубоко дышу. Вдох — выдох.
Делаю шаг, вытягивая перед собой руку, и задерживаю дыхание, двигаясь медленно и осторожно. Кто знает, что может быть здесь… где же я?
Ступая очень осторожно, я продолжаю идти вперед, ощупывая ногами пространство перед собой, пока пальцы ног не натыкаются на…
Камень. Холодный камень. Я облегченно выдыхаю, продвигаясь наощупь вдоль стены.
Это всего лишь пустая комната. Здесь темно и тихо, но это просто комната.
Разворачиваюсь и прижимаюсь спиной к стене, оседая на пол и подтягивая колени к груди.
Черт!
Какое-то движение. Я слышу, как что-то движется в углу!
Резко встаю.
— Кто там? — мой голос дрожит.
Нет ответа.
Воздуха не хватает. Я не могу вздохнуть. И не могу ясно мыслить.
— Прекратите играть со мной! — теперь мой голос больше похож на шипение и уже не дрожит, как минуту назад.
Тишина. Ничего, кроме тишины, темноты и страха. Они давят и душат меня.
И все это в одночасье разрушает холодный голос — голос, который я ненавижу больше всего на свете.
— Не дергайся, грязнокровка.
Словно из ниоткуда появляется приглушенный красный свет, — но оказывается, что он исходит от фонаря в центре потолка, — он заполняет комнату тусклым красным свечением.
И он здесь. Стоит у противоположной стены с поднятой палочкой в руках и с улыбкой, не сулящей ничего хорошего.