Эдгар По (биография)
Шрифт:
Эдвард Паттерсон издавал единственную в Окуоке газету "Спектейтор" и с течением лет сделался горячим почитателем творчества По. Сообщения о планах создания крупного американского журнала не прошли мимо его внимания, и в 1849 году, унаследовав от отца приличное состояние, честолюбивый и еще не умудренный жизнью, он совершенно внезапно обратился к По с предложением, равносильным обещанию оказать "Стайлусу" необходимую финансовую поддержку. Для По оно явилось манной небесной. Он ответил Паттерсону сразу же по получении письма, во всех подробностях изложив свои идеи относительно будущего журнала и нарисовав весьма оптимистическую картину их возможной совместной деятельности в качестве компаньонов.
Паттерсон
Однако здесь не обошлось без трудностей - аренду дома в Фордхеме пришлось продлить еще на год, и По опять оказался в долгах и без средств. Он так обнищал, что ему даже не на что было доехать до Ричмонда. Пришлось написать туда, чтобы ему срочно перевели в Нью-Йорк присланные Паттерсоном 50 долларов.
С самого начала во всем происходящем было нечто зловещее, какое-то ощущение неотвратимости беды. По снова охватила беспричинная тоска. Приближался новый приступ. Сердце, которое, то трепеща, то замирая, билось вот уже сорок лет, слабело. Нервы были точно натянутые, готовые лопнуть струны, руки дрожали, как две плененные птицы. Воображение его уже не рождало ни стихов, ни причудливых историй. Его по-прежнему переполняли видения, но были они очень странными и жуткими - почти безумными, словно неистовая пляска призраков в заброшенном замке.
Вскоре пришли деньги. Домик в Фордхеме был на время покинут. "Эдди" отправлялся в" Ричмонд, а: "Мадди" пока что оставалась в Бруклине, у доброй миссис Льюис, в кабинете которой над бюстом Паллады, как и раньше, красовалось чучело ворона. Подходил к концу июнь 1849 года.
На нью-йоркской пристани По провожала только миссис Клемм.
"Да благословит тебя бог, милая матушка. Не бойся за твоего Эдди! Ты увидишь, каким я буду хорошим, пока тебя нет со мной, и как скоро я вернусь, чтобы любить тебя и заботиться о тебе, как прежде".
Таковы были последние слова, услышанные трепещущей женщиной, когда пароход уже отходил от причала, оставляя ее на многие недели в одиночестве и тоскливой тревоге. Эдгар так и не возвратился. Мария Клемм выполнила предназначение, определенное ей судьбой. Единственной наградой ей были натруженные, изуродованные ревматизмом руки и жестокая бедность.
Странник, направлявшийся в Ричмонд через Филадельфию, продолжал свой путь, который он уже однажды проделал восемнадцать лет назад. Но сейчас, когда путешествие уже близилось к концу, он двигался к цели много быстрее. Тающий вдали город, который он видел в последний раз, был уже другим - за короткое время он вырос, словно по волшебству. Два десятилетия во многом изменили его облик. Дымы стали темнее, а над портом поднимался густой лес высоких пароходных труб и мачт.
Добравшись до Перт-Амбоя, он пересел на поезд, который к вечеру 1 июля 1849 года в клубах дыма и искр прибыл на филадельфийский вокзал. В тощем саквояже из цветистой материи По вез рукописные тексты двух лекций, одной из которых наверняка был "Поэтический принцип". Наличность путешественника составляла сорок с небольшим долларов. Вокзал находился рядом с портом, который бурлил необычайным оживлением - "золотая лихорадка" была в самом разгаре, и отсюда на поиски удачи отправлялись новые и новые толпы одержимых жаждой разбогатеть старателей. Крутом было много питейных заведений, дела которых шли сейчас как нельзя лучше. В один из них и решил заглянуть По. В результате он задержался в Филадельфии на две недели.
Полностью восстановить последовательность событий теперь уже невозможно. Происшедшие несчастья не были неожиданностью, потому что жизнь По больше не подчинялась обычным законам и он все чаще терял власть над своими поступками. Весь мир казался ему объятым ужасным хаосом и смятением, ибо хаос и смятение царили в нем самом. Из воспоминаний друзей, выдержанных в благородно-сдержанном тоне, вырисовываются некоторые подробности случившегося.
Июльским днем в кабинет Джона Сартейна, владельца журнала "Сартейнс мэгэзин", внезапно ворвался трясущийся от страха человек с всклокоченными волосами, который умолял защитить его от злодеев, сговорившихся его погубить. Лишь с большим трудом в нем можно было узнать великого поэта, преследуемого галлюцинациями, которые обыкновенно предшествовали нервным кризисам. Долгие годы ожесточенной полемики с литературными противниками, разгневанные, угрожающие и оскорбительные письма, которые он часто получал, оставили в его сознании неизгладимый отпечаток. И когда он бродил по улицам Филадельфии, ему вдруг стало казаться, что прохожие бросают на него злобные взгляды, а по пятам за ним крадутся заговорщики. Сартейн, старый его друг, отвел По к себе домой, где тот потребовал бритву, чтобы сбрить усы и, таким образом, сделаться неузнаваемым для воображаемых преследователей. Сартейну стоило немалых усилий уложить его в постель, у которой он провел всю ночь, боясь оставить По одного. Последний к тому же твердил, что нуждается в защите. Так продолжалось и весь следующий день.
К вечеру По исчез из дому и, проблуждав несколько часов по улицам Филадельфии, в конце концов оказался за городом и заночевал где-то в поле. Он "впал в забытье", и ему явилась некая облаченная в белое фигура, которая предостерегла его от самоубийства. Это как будто несколько его успокоило.
Как прошли следующие несколько дней, ни По, ни его друзья сказать не могли. Он совершенно не сознавал, что с ним происходит, и добиться от него каких-либо объяснений было невозможно. Кончилось тем, что его арестовали за пьянство и препроводили в тюрьму Мойаменсинг, где он провел ночь.
И на этот раз перед ним возникло во тьме бледное видение женщины, которая, стоя меж зубцов высокой тюремной стены, заговорила с ним шепотом. "Не услышь я того, что она сказала, - рассказывал он потом, - я бы тогда же расстался с жизнью". Наутро вместе с остальными беднягами он предстал перед мэром Гилпином, который тут же его узнал. "Да ведь это По, поэт!" воскликнул он и отпустил По, не присудив к штрафу. Когда позднее Сартейн спросил друга, за что тот попал за решетку, По, вспомнив, наверное, ссору с Инглишем, сказал, что подделал чек.
Скитания его продолжались еще какое-то время. Его мучили галлюцинации он видел умирающую миссис Клемм и, когда Сартейн был рядом, упорно просил у него опиума. Двое старых его знакомых, Чарльз Берр и Джордж Липпард (поэт и романист, с которым По свел когда-то Генри Хирст), подобрали По на улице и, как могли, выходили. Берр купил ему билет на пароход до Балтимора, а узнавшие обо всем Грэхэм и Петерсон снабдили бывшего коллегу 10 долларами на дорогу. По отправился в Ричмонд. При нем был саквояж, потерянный в Филадельфии и найденный вновь только через десять дней. Рукописи обеих лекций были украдены, и пропажа эта очень огорчила По. На пристань его проводил верный Берр. Была пятница, 13 июля 1849 года.