Эдгар По
Шрифт:
По по-прежнему жил на Эмити-стрит. Вирджиния была уже безнадежна, и мысль о том, что он может ее потерять, приводила По в ужас. Необходимость заставляла его всерьез задуматься о будущем. Весной Уиллис представил его поэтессе Фрэнсис Осгуд, о стихах которой По очень высоко отозвался в своей февральской лекции.
Миссис Осгуд была весьма польщена похвалой По, на что он, собственно, и рассчитывал. Она описывает встречу с ним весной 1845 года, после опубликования «Ворона», оттиск которого По передал ей через Уиллиса с просьбой дать отзыв о стихотворении и удостоить автора личной беседой.
«Я никогда не забуду то утро, когда г-н Уиллис позвал меня в гостиную, чтобы принять По. Высоко держа свою гордую и красивую
Миссис Осгуд не преминула выказать свою благосклонность окруженному романтической славой поэту. 5 апреля она поместила в «Бродвей джорнэл» стихотворение, в котором упоминался «Израфил». По ответил строками «К Ф. С. О-д». Она, разумеется, не могла знать, что стихи эти много лет назад уже печатались в «Мессенджере» и были посвящены тогда дочери его владельца Элизе Уайт. Впрочем, миссис Осгуд было бы грех жаловаться, ибо сама она послала поздравление в стихах Грисвольду, где имя последнего и ее собственное переплетались весьма тесно. По стал часто с ней видеться. Близость их росла и со временем вызвала гнев ее заподозрившей недоброе семьи. Миссис Клемм и Вирджиния, которая, видимо, была уже ко всему равнодушна или просто не способна на ревность, сперва поощряли эту дружбу.
Фрэнсис Сарджент Осгуд (урожденная Локк) была женой довольно посредственного американского художника Сэмюэля Осгуда, кисти которого принадлежит также один из портретов По. Она рано и в большом множестве начала писать чувствительные стихи; ее вещи и тогда и позже охотно печатали многочисленные американские журналы. Стиль ее — смесь выспренней риторики и сентиментальности — был не лишен тем не менее известного изящества, которым она главным образом и заслужила одобрение По. Вот как описывает ее другая американская поэтесса, Элизабет Оукс Смит:
«Обладая нравом пылким, чувствительным и порывистым, она самым существом своим воплощает правдивость и честь. Эта жрица прекрасного, с душой столь безыскусной, что все в ней, кажется, дышит искусством, снискала необычайное восхищение, уважение и любовь. Что до внешности, то это женщина среднего роста, стройная, пожалуй, даже хрупкая, исполненная грации и в движении, и в покое; обычно бледная, с блестящими черными волосами и большими, лучистыми, необыкновенно выразительными серыми глазами».
Такова была очаровательная женщина, внушившая По чувства, природа которых была столь очевидна; они стали причиной скандальных слухов и вдохновили компрометирующую обоих переписку и похвалы, которыми По щедро осыпал миссис Осгуд.
По достиг к тому времени вершины прижизненной славы. «Ворон» был у всех на устах, а «война с Лонгфелло» — в центре всеобщего внимания. Будучи рецензентом «Бродвей джорнэл», он сделался театральным завсегдатаем. На одном из представлений какой-то актер, узнав среди зрителей По, в самом драматическом месте добавил к тексту своей роли знаменитую строчку из «Ворона» — «Никогда, о, никогда». Услышав ее, «весь зал содрогнулся, охваченный глубочайшим волнением». Трудно найти более убедительное свидетельство огромной силы воздействия, которое стихотворение производило на публику. Позднее По рассказывал об этом случае «без тени тщеславия, с широко открытыми, устремленными в неведомое глазами, точно скорбное эхо тех слов звучало в нем не умолкая».
Дела По в редакции «Бродвей джорнэл» шли совсем не гладко. Бриггс испытывал финансовые затруднения и был, кажется, шокирован флиртом По с миссис Осгуд, о котором уже заговорили в местных литературных
И к тому же По действительно брал на себя большую часть работы. Из-под его пера продолжали течь статьи и заметки на самые разнообразные темы — о мощении улиц, тайнах тюремных застенков, анастатической полиграфии, стихотворениях Хирста и трагедиях Софокла и бог весть о чем еще, не говоря уже о бесчисленных рецензиях, не оставлявших без внимания буквально ни одной сколько-нибудь примечательной публикации. 4 мая По пишет Томасу:
«В надежде, что ты пока не совсем махнул на меня рукой, решив, что я отправился в Техас или куда-нибудь еще, сажусь за стол, чтобы написать тебе несколько слов… Случилось так, что в недавно охватившем меня приступе усердия я взялся за столько дел сразу, что до сих пор не могу с ними разделаться. В последние три или четыре месяца работал по четырнадцать-пятнадцать часов в день — без всякого отдыха. Только теперь я понял, что такое рабство.
И все же, Томас, денег у меня не прибавилось. Сейчас я не богаче, чем был в самые скудные времена, — разве что надеждами, но их в оборот не пустишь. Я стал совладельцем из одной трети журнала «Бродвей джорнэл» и за все, что пишу для него, получаю ровно на столько же меньше. Однако в конечном счете все должно окупиться — по крайней мере, на это есть основания рассчитывать…»
Помимо всего прочего, он принимал гостей, бывал в литературных салонах и постоянно ухаживал за миссис Осгуд. Еще он позировал для портрета ее мужу, готовил к изданию антологию «Литературная Америка» и полное собрание своих стихотворений, переписывался с Чиверсом и Хорном, отвечал на письма с вопросами о «Вороне» и часто, слишком часто ездил развлекаться в город.
В мае По переехал с семьей на Бродвей, в старый дом, знавший лучшие дни в ту пору, когда им владел какой-то богатый коммерсант, а теперь отданный внаем. Они, поселились в комнате на третьем этаже, выходившей окнами во двор. Переехать на новое место их вынудила усилившаяся бедность. Именно здесь По посетил Лоуэлл, возвращавшийся домой из Филадельфии, где он задержался во время свадебного путешествия и провел несколько месяцев, сотрудничая в журнале «Пенсильвания фримен» и живя в том же пансионе на Арч-стрит, в котором когда-то останавливался По. Лоуэлл с женой покинули Филадельфию в конце мая и, проехав в экипаже через весь Честерский округ, прибыли в Нью-Йорк, чтобы увидеться с По. К сожалению, более неудачного времени для визита нельзя было и придумать.